Да, впереди была самая натуральная перестрелка! Не киношные "пуканья", не тарахтение петард на Новый Год, не гром барабанов и трещоток на праздниках, а настоящие выстрелы. Громкие, реальные и до чего же близкие!
Тут же сердце нашло своё пристанище где-то в подошвах ботинок. И всё тело враз покрылось холодным липким потом, захотелось заскулить и залезть куда-нибудь в щелку и переждать весь этот ужас.
Вася даже и не думал, что сможет ТАК испугаться. Что-то вдруг сказало ему: "Стой! Не двигайся! Замри! Слейся с этим домом, врости в его стену. А если двинешься, то ОНИ заметят тебя. А если ОНИ заметят, то..." А другой кто-то истеричным голосом вопил: "Беги! Спасайся! Ноги в руки - и вперёд! Они разбираться не будут, кто студент, а кто мужик с берданкой, они косят всех без разбору!" Никогда раньше он не был в перестрелке, никогда прежде он так близко не ощущал смерть. Даже тогда, когда его в тёмном переулке ограбили двое с ножами. Тогда он почему-то знал, что налётчики его не убьют. Теперь же этого чувства у него не было. Не было "А может...", "А вдруг..." Была почему-то твёрдая уверенность, что ЭТИ не будут церемониться. Пулю в голову - и весь сказ.
Сколько он стоял так, порываясь куда-то бежать и боясь сделать хоть одно движение - он не знал.
Но в одно мгновение его что-то словно кинуло вперёд и он, чуть ли не ломая в суставах ноги, сделал первый шаг, чуть не упал, сделал второй, третий - и его прорвало.
Он побежал. Не вперёд, откуда всё ближе слышались выстрелы, не назад, а в сторону.
Мелькали горящие остовы машин, слепые окна домов, чьи-то перекошенные лица. Потом он почему-то чуть не встрял в целый поток людей, спешащих по улице прочь от выстрелов. Женщины, дети, мужчины с палками и арматурой в руках. И у всех ужас в глазах и разодранный в вопле рот. Стадо, гонимое на убой, человеческое стадо. Он свернул, ещё свернул. Вдруг впереди из дома с огнём и пылью вырвало целый пласт кирпичей, обдало всё грохотом и искрами. Он так и не понял, что это был взрыв, он просто бросился от этого наутёк. А там пылает гигантской свечкой дом! Прочь! А там грохот выстрелов совсем близко. И снова прочь! Он уже ничего не понимал, он не замечал, как метался в одном квартале, словно крыса в лабиринте. Загнанный зверёк.
Однажды он чуть не встрял в мужика, стоящего на тротуаре и целившегося в видимую только ему цель из охотничьего ружья. Ба-бах! Мужик подпрыгнул на месте, весело заматерился, повернулся было бежать, заметил Васю. В его глазах безумие мешалось с яростью и весельем:
- Я его сбрил! - весело - зло закричал он Васе. И вдруг - та-та-та - и тело мужика задёргалось, нелепо взбрыкивая руками и ногами. Он словно подпрыгнул, выгнулся и кубарем полетел на мостовую. Вася широко раскрытыми глазами смотрел на тело мужика, в его скованной шоком голове билась одна мысль: "Убили! Уби-или! Уби-и-или-и-и!" Слабость охватила его тело. И только близкий звук рёва дизельного мотора, автоматная очередь и чужая речь словно подбросили его с тротуара, куда опустили его ослабевшие ноги. Скорее прочь отсюда! Он, виляя из стороны в сторону и каждой клеточкой одеревеневшей спины ожидая острой дикой боли, кинулся в подворотню. Наткнулся на какие-то развалины - нагромождение бетонных блоков, торчащей арматуры, обломков мебели, обломков шифера, остатков вещей, кое-где ещё горящих. Перед глазами замельтешили выщерблины, гнутые трубы, в лаза пополз удушливый дым. Вася с разбега прыгнул на обломки, покарабкался по ним, каждую секунду о что-то стукаясь, ударяясь, скользя. И, наверное, он даже кричал и выл от ужаса, но не слышал сам себя. В ушах висел бесконечный звон и писк, а в опустевшей чужой голове билась одна-единственная мысль: "Сейчас! Сейчас!" Он через что-то перецепился, упал и, сосчитав головой и локтями несколько острых углов, скатился в какую-то ямку между обломками. В ушах бухала кровь, он прерывисто и быстро, задыхаясь, дышал, давил в себе вырывающийся кашель, перевернулся на спину и смотрел в небо, ожидая, когда на щербатом окоёме появятся рифлёные ботинки спецназовцев Альянса. На чёрном небе клубились облака, освещаемые снизу сполохами пожарищ, и метались чёрные снежинки. Иногда молнией проносился самолёт. И грохот, и бум отовсюду. И рёв проезжающего в двадцати метрах танка, заставивший Васю сжаться и затараторить молитву. Глаза его лихорадочно метались по обломкам, выискивая чёрные фигуры с автоматами.
Но эта первая волна воинов Аллаха не могла задерживаться, а тем более прочёсывать окрестности. Их задачей было занятие ключевых позиций, сгоняя всех попавшихся на пути к центру. И они, преодолевая слабое сопротивление (но, правда, иногда очень даже ощутимое) просто мчались по улицам на определённые им позиции. Чистить город будут позже, немного позже.
Рёв танка пришёл и ушёл. А Вася всё лежал на жёстких камнях, постепенно замерзая. Потом он рискнул чуть повернуться, заскрежетал зубами от боли - всё тело ныло и болело. Медленно приподнялся, обвёл глазами окрестности. Никого и ничего.
Сердце медленно успокаивалось. Шипя от боли, Вася стащил со спины рюкзак, вытащил бутылку с водкой, сделал большой глоток, закашлялся. Закурил сигарету, взглянул на часы. Пол двенадцатого ночи. Дурдом! А кажется, что прошло уже по крайней мере пара суток.
Усталость навалилась на него стопудовым грузом. Наверное, поэтому он не сильно и удивился, когда взгляд его наткнулся на светящиеся в свете горящего рядом здания глаза человека. Они смотрели на него из тонкой щели из-под обломков бетонных блоков. Смотрели как-то просто. С безысходностью и смирением. Глаза были старые, в сетке окружающих их морщин. Вася смотрел на них не отрываясь, тупо, без чувств.
- Сынок, - тихо донеслось до Васи. - Вытащи меня отсюда, а? Мне больно и холодно... И ног я не чувствую.
Вася медленно обозрел завал, под которым был ещё живой человек. Нет, это было нереально. Многотонные блоки, кучи щебня и битого бетона, переплетение арматуры и труб. Вася не стал ничего говорить, он просто посмотрел в глаза и медленно отрицательно покачал головой.
- Ну достань..., - жалобно попросил страдалец. - Слышишь? Человек ты или нет?! Ну пожалуйста.
Вася проглотил ком в горле и проскрипел, сам удивившись своему голосу:
- Не получится, мужик... Тебя с двумя кранами и бульдозером дня три вытаскивать надо. Сечёшь?
Заваленный долго молчал. Вася медленно отходил, набираясь силы перед дальнейшим маршем.
- Парень, - позвал снова его мужик. - Тогда... Прибей меня, а?.. Слышишь? Облегчи мне страданья... Ты не понимаешь, какая боль! Ну?!
Вася снова покачал головой.
- Да что тебе стоит! - прохрипел мужик, - Ох!.. Возьми каменюку и всади мне в лоб! Ты! Слабак, сопля, подонок! - пытался завести его мужик. - Прикончи меня!
Вася захотел убежать, страх вновь заполнил его сознание. Страх, стыд и боль. Он ничем не мог облегчить страдания этого несчастного, но лишать его жизни?! и что большим грехом его будет - бросить страдальца и дальше умирать или избавить его от невыносимых мук? И так, и эдак он чувствовал себя невольным убийцей. Он вскочил на ноги, порывался убежать. Но и просто так уйти у него не было никаких моральных сил. Мужик то кричал, стонал, проклинал его и просил его вытащить, то заклинал убить его. А Вася потихоньку сходил с ума.
Словно наблюдая себя со стороны он вдруг осознал, что стоит перед завалом и держит в руках кусок арматуры. Ему было безумно страшно, непонятный жар и ожидание чего-то ужасного опаливало его сознание. "Сейчас я размахнусь и ударю. Да. Я ударю его в эти страшные глаза, я выбью из него жизнь, я заставлю его замолчать! Да! Я сделаю это! Я могу!" И мужик, увидев его бешенные глаза и занесённую с арматурой руку, враз успокоился, лишь шептал, подбадривая:
- Ну, давай... Я жду... Ты сделаешь доброе дело... Давай.
Что-то сломалось в Васе. Арматура выпала из его ослабевших рук, его затрясло, ноги перестали его держать.
- Ну не могу я, мужик, тебя грохнуть! - закричал, сорвавшись, Вася. - Не могу, понимаешь? Не могу, родимый. Да что же это! О Боже! Ну что, что я могу тебе сделать!.. Не могу...
- Слабак, - устало просипел мужик. Потом застонал, заплакал. - За что? Почему остался жив? За какие грехи? Ты не представляешь, родимый, какая боль... Ты не представляешь... Парень...
- А? - Вася уже не понимал, уже сошёл он с ума или ещё нет.
- Дай закурить.
Вася дополз до мужика и трясущимися пальцами просунул в щель сигарету, поджёг.
- Сильно холодно? - спросил отупевше мужика.
- Угу.
- Это хорошо, - "успокоил" Вася. - Тогда ты просто заснёшь. И всё.
Мужик молчал. Вася рывком поднялся на ноги. Ещё несколько минут - и он отсюда никуда не уйдёт. Он просто сойдёт с ума. Если уже не сошёл.
- Прощай, - бросил он и, не оборачиваясь, кинулся прочь. Он не слышал, как мужик начал биться головой об обломки, пытаясь покончить жизнь самоубийством. Несчастный потерял сознание. И замёрз, как и тысячи других, подобных ему.
* * * * * * * * * * * * * *
В душе Васи была чёрная пустота. В голове бушевала ярость вкупе с жалостью. И очень хотелось реветь.
Он шёл, не разбирая дороги, куда - не зная, не задумываясь и не замечая. Ему надо было вырваться из Донецка.
Он видел остов сожжённого бронетранспортёра и толпу горожан, избивающих ногами трупы обгоревших завоевателей. Он видел останки размётанной баррикады. И глаза лежащего на спине милиционера, глядящего в чёрную ночь. Картины окружающего уже не оставляли в его душе никакого отпечатка, там была звенящая пустота. У него в руках была бутылка с зажигающей смесью, но где он её взял - он не помнил.
Он шёл по улице, обходя завалы и обломки. Никого вокруг. Ни одной живой души. Только мёртвые.
И тут, когда он проходил возле какого-то переулка, из-за угла выскочила фигура человека, мелькнули наполненные ужасом глаза, взметнувшиеся волосы, испачканное личико. Девушка куда-то бежала и, уже, видать, не ожидала увидеть никого живого. И не хотела. Она боялась живых. Потому, наткнувшись на Васю, она задохнулась от страха и думала было кинуться наутёк, но поскользнулась на льду и грохнулась на пятую точку опоры.
- А-а-а-а, - завизжала она. - Не убивай меня! Не убива-ай! Не надо! Не хочу-у-у! А-а-а!
Тут у Васи крышу таки сорвало. Он схватил девушку, затряс за плечи и закричал прям в ухо:
- Я свой! Я наш! Я только ищу выход отсюда! Ты знаешь, где выход из города? Успокойся!
- Не бей меня, не надо! - а в ушах всё ещё звенел хрип мужика: "Убей, прикончи меня!" - Не бей! Не надо!
- Успокойся! Ну успокойся, ну пожалуйста! Господи, и зачем мне всё это!?
- Не бей, не убивай, я не хочу, - затряслась она в рыданиях, но попытки вырваться оставила. Она, видать, поняла, что этот живой человек - не захватчик и убивать её не будет. И она, испуганная всего и лишившаяся всех, наконец-то нашла плечо, чтобы расплакаться и освободиться от всей муки и боли.
- Ну что ты. Ну что же ты. Ну успокойся, - он мягко прижал её к себе, поглаживая по дрожащей от рыданий спине и, сам того не заметив, расплакался, наконец, и сам. И завыл, и застонал, и задёргался в жутких всхлипах, непроизвольно очищая душу и сознание в рыдании.
Так они и стояли, дрожа и качаясь от непроизвольной слабости и потихоньку успокаиваясь. Эти слёзы, казалось, вывели из них хоть чуточку горя и сблизили их страдальческие души.
- Ну вот и хорошо, - подавив последний всхлип, судорожно сказал Вася. - Хорошо. Вот и успокоились, да?
- Д-да, - дрожа и всхлипывая, сказала она.
- Вот и славненько, - он обратил внимание на то, как легко одета девушка. - Не замёрзла?
Она только головой покачала: "Да".
- Ну, пойдём, погреемся, - показал он головой на ближайшие развалины, где там-сям горели обломки. Она неохотно, но покорно повлеклась им к костру, протянула руки к огню.
- Есть хочешь?
- Хочу.
Он снял рюкзак, вытащил наружу всё, что взял с собой. Девушка жадно вгрызлась в хлеб и котлету. Вася, глотнув водки, запив водой и закурив сигарету, с интересом смотрел на симпатичное личико девушки. Потом медленно расстегнул куртку и стянул свитер. Девушка испуганно подпрыгнула и отскочила в сторону. Подумала, что он насиловать её собрался, уже раздевается. Вася невесело усмехнулся и, вновь запахнувшись в куртку, протянул свитер девушке:
- Одевай, пока тёплый. А то ты, я смотрю, вообще почти голая. А на улице минус двадцать пять.
Она недоверчиво приблизилась, потом схватила свитер, быстро в него влезла и счастливо зажмурила глаза. Настрадалась, бедная. Благодарно посмотрела ему в глаза. Теперь в её взгляде была не только боль, но и усталость и даже маленькая радость.
- Ты здесь живёшь, - спросил он её.
Девушка враз изменилась лицом. Глаза вновь набухли слезами, подбородок мелко задрожал.
- Да.
- А где?
Она медленно указала рукой на развалины, на которых они сидели: "Здесь". Теперь понятно, почему она так легко одета - вышла, видать, к подружке поболтать, а тут бомба в дом - и накрыло всех её родных. Помолчали...
- Пойдём со мной? - спросил он у неё. А вдруг удастся-таки добраться к себе домой? А тут, на морозе, она умрёт. Но вот её бросить уже просто так он не сможет. Она в ответ замотала головой: "Нет".
- Леночка? - испуганно вопрошающе послышалось рядом. Из темноты выступила фигурка старушки, кутающаяся в шубчонку. - Леночка, ты?
- Бабушка Катя! - сорвалась с места девушка и бросилась к бабушке, упала ей на грудь. - Их нет, никого нет... Папка, мамка, Серёжка, Валечка, бабушка с дедушкой... Все..., - она вновь рыдала. Бабушка, видать, хорошая знакомая девушки, плакала тоже, смотрела на развалины, на укладывающего вещи Васю. Фу, груз с плеч. Теперь девчонка спасена - у бабки перекантуется, а ему домой.
- Спасибо, мил человек, что присмотрели за Ленушкой. А то как прошли эти нехристи, наш домик не тронули, так мы с дедом и пошли знакомых искать. Ужо и Караваевых нашли, и Поправайко, и деда Михася. А вот Лебежанских нету, ушли, видать, - успокаивала она девушку. - Дай, думаю, к крестнице схожу... А тут... Горе какое... А ты, мил человек, пошли с нами в хату. Там тепло. Печка топится. Тесно, правда - люди, погорельцы. Борщ горячий...
Девушка умоляюще смотрела на Васю: "Не бросай меня одну." Но не мог он не бросить. Его дома ждали.
- Не могу, бабуля, домой иду. Меня тоже ждут. Свои.
- И далеко ж тебе, родимый?
- Далёко. А где ж, не подскажите, окраина Донецка?
- Дак ты уже и есть на окраине. Тут через пару поприщ Пески будут.
Ох, как удачно! Как раз на Красноармейской трассе, куда он и шёл. Бог его вёл. Как замечательно!
Девушка стащила с себя его свитер. Подошла к нему.
- Спасибо тебе...
- Вася.
- Спасибо тебе, Вася. Если бы ты не удержал меня, баба Катя меня бы и не нашла вовсе, а я бы замёрзла где... А может, всё-таки пойдёшь с нами, а?
И такая мольба в её взгляде была: "Не бросай меня одну!" Пусть совсем незнакомые души, но вдруг породнившиеся в этом ужасе, слившиеся в плаче, спаянные слезами.
- Не могу, Ленушка. Спасибо, но не могу, прости. У меня... Меня мои ждут.
Она молча кивнула. Его хоть семья ждёт, её же теперь никто ждать не будет. У неё теперь нет семьи.
- Ну ты хотя бы придёшь, когда всё закончится? - и столько было в её взгляде просьбы, что отказать ей Вася сосчитал кощунством.
- Приду, Ленушка. Если жених меня твой не прогонит.
- Нет у меня жениха.
Вася улыбнулся ей так мягко и как можно более ободряюще, что она улыбнулась в ответ, вся вдруг преобразившись, покраснев враз, обдав исстрадавшуюся душу волной судорожной радости и ласки, засмущалась и, поминутно оглядываясь, пошла по улице. Баба Катя, ещё раз поблагодарив, подробно объяснила, как выйти к Пескам, перекрестила Васю и поспешила за Леной. Они махнули друг другу в последний раз руками.
- Я буду жда-ать, - донеслось издалека.
- А я буду верить, - прошептал Вася.
* * * * * * * * * * * * * *
Васю качало из стороны в сторону, когда трактор подпрыгивал на снежных буераках. Запах солярки и тепло прижавшихся друг к другу людей в кузове прицепа. Тихо, только всхлипывает какая-то потерявшаяся от всех женщина и рокочет, продираясь по дороге, трактор.
Он наткнулся на трактор случайно.
Шёл окраиной Песков по дороге, сторожась иногда мелькающих прожекторов. Не так давно он увидел блокпост захватчиков и длинную колонну расстрелянных машин, сдвинутых на обочины. Плоть вперемежку с железом. Здесь уже не стонали раненые, их добили. Стонали немного дальше, в таких же исковерканных машинах так же на обочине дороги. Воины Аллаха "не удосужились" добить раненных, и те, слабо просили о помощи, замерзая и истекая кровью. Тщетно. Воины Альянса зорко следили за подступами к этим машинам, они знали, что люди попытаются спасти несчастных. Пытались. Вокруг этих машин чёрными кляксами застыли фигуры людей, почти разорванные пополам пулемётными очередями.
И вдруг Вася услышал далеко впереди рокот трактора. В стороне от магистрали. Туда он и побрёл. В этом мире, где даже собаки уже не гавкали, а уцелевшие люди попрятались в подвалах, слышно было лишь гортанную речь весёлых захватчиков да рёв едущих куда-то танков и БМП. И выстрелы. И потому Вася, уже струхнувший, что остался в этом мире совсем один, стремглав через поля побежал, поскальзываясь и спотыкаясь, на этот так желаемый звук.
Он выбрел на небольшой караван. По маленькой грунтовой дороге прочь от Донецка ехала небольшая процессия - впереди два легковых автомобиля, за ним большой трактор с громадным прицепом, в котором сидели люди, и сзади мотоцикл и машина. Люди, чудом вырвавшиеся из обречённого города, громко молили Бога и зло матерились сквозь слёзы. Среди сидящих в кузове, куда влез и Вася, были женщины и дети, старики, мужики и молодёжь. В этом металлическом ящике, приспособленном для перевозки металлолома, могли поместиться полсотни человек. Людей было меньше, и некоторые даже лежали. Они были ранены. Люди жались друг к другу, крайние - мужчины - постепенно замерзали и иногда выпрыгивали из трактора, двигающегося со скоростью чуть превосходящую скорость пешехода, делали пробежки, чтобы согреться.
Они ехали от горящего города. Красная зоря поднималась на чёрно-белом окоёме. Гулкое эхо взрывов долетало даже сюда, уже за двадцать километров от Донецка.
Они ехали и не знали, что вырвались из ада. Они были счастливчиками.
Они не знали, что захватчики почти беспрепятственно ворвались в гигантских двухмиллионный конгломерат Македонию - Макеевку-Донецк. Ковровая бомбёжка, быстрота и внезапность сделали своё дело. Та воинская часть, которая была дислоцирована в городе, не то что не успела оказать хоть какого сопротивления, но даже добавила смятения. Получившие в руки автоматы с боевыми патронами, солдатики, совсем не горящие желанием умирать за Украину, толпами сбегали, продавали оружие, напивались и стреляли в любого, кто хоть немного напоминал врага. То есть во всех. Лишь десятки из тысяч оказали сопротивление. Да её бывшие афганцы, получившие оружие, наконец, смогли выместить зло на бывших врагах.
Они не знали, что, как это ни странно, кроме ОМОНа, спецназа, частей милиции и местных патриотических ячеек, наиболее упорное сопротивление оказали мафия и бандиты, пробивающиеся из огненного кольца или заседающие в круговую оборону. Там шли жаркие бои. Танки залпами долбили толстые стены облгосадминистрации и основных пунктов сосредоточения сопротивления, не обращая внимания на кое-где выбрасываемые белые флаги. Эти белые флаги тут же становились красными от крови.
Они не знали, что захватчики уже пробились в центр, сгоняя со всех сторон не успевших спрятаться жителей. На площади Ленина в кольце танковых стволов и под дулами автоматов волновалось не море, нет - океан людей! - чуть ли не триста тысяч людей. В жуткой давке люди погибали от недостатка кислорода, задавливались. А если выпираемые толпой передние выдавливались до какого-то незримого предела, следовала короткая, но очень действенная очередь из пулемёта - и не успевшие кинуться назад валились на красный снег, заваленный ещё живыми или уже нет. Волна давки достигала противоположного конца громадной толпы - и всё повторялось сначала.
Они не знали, что загнанных в храм Святой Троицы людей захватчики забаррикадировали брошенными автобусами и методично стали разрушать культовое сооружение "неверных". Крики и стоны несчастных перекрывали залпы пушек. Храм не хотел рушиться, хоть плачь. И тогда воины Аллаха сбросили на полуразрушенное сооружение напалм...
Они не знали очень многого. И хорошо, что не знали. Ночь всё не хотела заканчиваться, а обезумевший морозный ветер свистел в ушах и залеплял позёмкой глаза.
Людей в этом караване изгнанников становилось всё больше, и вскоре все мужчины шли за трактором и по обочинам.
А вскоре караван свернул на юг, а Вася пошёл прямо. Путь его лежал через Карловское водохранилище. Взметнулась в последнем крёстном знамении рука - и единственный человеческий осколок мира затерялся в снежной круговерти.
Жалобно завыл где-то неподалёку пёс.
А впереди зачернели на снегу дома Карловки. Во какой я. Угрюмый и с шариками. Аж свечусь. Аки ангел. :))
Цитадель Олмера - крупнейший фэнтези-портал ruNet'а
Событие
С 5 по 7 мая 2006 года под Петербургом, в одном из комфортабельных пансионатов на побережье Финского залива, начнет свою работу семнадцатый "Интерпресскон".
Книжная полка
Рэй Брэдбери: Из праха восставшие
Роман, писавшийся более полувека - с 1945 года до 2000-го - от одной символической даты до другой.
Роман, развившийся из рассказов "Апрельское колдовство", "Дядюшка Эйнар" и "Странница", на которых выросло не одно поколение советских, а потом и российских читателей. Роман, у истоков которого стоял знаменитый художник Чарли Аддамс - творец "Семейки Аддамсов".
И семейка Эллиотов, герои "Из праха восставших", ничуть не уступает Аддамсам. В предлагаемой вашему вниманию семейной хронике переплетаются истории графа Дракулы и египетской мумии, мыши, прошедшей полмира, и призрака "Восточного экспресса", четырех развоплощенных кузенов и Фивейского голоса…
