«Бессильные мира сего» С. Витицкого

«Бессильные мира сего» С. Витицкого

Автор: Прохор (prohor@olmer.ru)
Дата публикации: 13/09/2003
Категория: Рецензии
Версия для печати

  Под псевдонимом С. Витицкий выступает Борис Стругацкий. Аркадий Натанович Стругацкий признавался в 1970-е гады, что они с братом пишут для подростков. По большому счету, этот роман тоже написан для подростков, причем не современных, а середины 1970-х годов. Иными словами, в романе с некоторыми коррективами использована та испытанная модель, которая работала во всех сочинениях Стругацких, ставших уже классическими. Однако применение ее к реалиям сегодняшнего дня дало сбой.

Сюжет закручен вокруг некой таинственной группы людей с аномальными способностями. Все они выпускники «мастер-класса», во главе которого стоит сэнсей. «Сэнсей никого и ничему не учит. Он только открывает ворота». Имеется в виду, что он дает ход заложенным в некоторых индивидах аномальным способностям, скажем, чутко реагировать на ложь, или предвидеть будущее, или очищать сознание, материализовывать ненависть и пр.

Сам сэнсей в сталинские времена прошел «школу аномалистики», много лет проведя в какой-то больнице, где под руководством «главврача» над людьми проводили чудовищные эксперименты, по сравнению с которыми опыты доктора Менгеле кажутся детским лепетом. Цель экспериментов толком не объяснена, но можно понять, что сталинские генералы выращивали сверхчеловека, нечувствительного ни к боли, ни к холоду, ни к высокой температуре.
Завязка сюжета по-газетному «актуальна»: на одного из учеников сэнсея, которого зовут Вадим, «наезжают» некие люди и требуют, чтобы он обеспечил на выборах губернатора победу не Генерала, а Интеллигента (также именуемого в книге Профессором). За этими страшными людьми стоит Хан Автандилович Хусаинов по кличке Аятолла. Вадим отнекивается, его пытают, сдавливая пальцы щипцами, Вадим падает духом, потом просит помощи у друзей-аномалов (что позволяет их всех поочередно описать), потом все-таки делает так, что рейтинг Профессора неожиданно взмывает вверх и он побеждает на выборах в первом туре.

Однако далее события развиваются неожиданно: персонаж по прозвищу Ядозуб уничтожает победившего Профессора, трансформируя свою ненависть к людям в чудовищную энергию электрического разряда, убивающего не только Профессора, но и все живое. После чего выясняется, что Аятоллу нанял сам сэнсей, почувствовав, что Вадим (традиционный для Стругацких синтез «мученика», «пророка» и «героя-воина») и все остальные его ученики «сделались самодостаточны», то есть всем довольны и не ставят перед собой сложных задач («будьте реалистами, требуйте невозможного» — боевой клич 1968 года, откуда и растет идеология типового романа Стругацких). В целом все это читается как искусственный наворот событий, которым автор из последних сил пытается увлечь читателя. Несмотря на вынесенные на переплет книги обещания «затянуть в водоворот сюжета» и «сделать мудрее», роман разочаровывает как занудностью и отсутствием сюжетной моторики, так и тривиальностью представленных в нем идей, «глобальных вопросов», фабульных ходов и образов. Роман оказался провальным.

Поскольку в фирменном романе Стругацких обязательно должны быть еще и «интрига идей», и «проклятые вопросы», то к «подростковому» сюжету искусственно приделана проблема борьбы со злом. Ученикам кажется, что они «на самом деле абсолютно бессильны перед мерзостью, перед любой злобной силой... перед обыкновенным хулиганом бессильны! Бессильные мира сего». Однако сэнсей мудро тренирует своих питомцев, натаскивая их на борьбу со злом. Хотя после того как Профессор погиб от материализованного концентрата ненависти Ядозуба, трудно сказать, возможна ли борьба со злом как таковая. Очевидно, автор хочет сказать, что нет, невозможна, ибо зло, пошедшее на борьбу со злом, рождает новое зло. Идея, что и говорить, свежая. И стоило ли ради того, чтобы ее сформулировать, накручивать все эти «аномалии»? В этом пункте, кстати, автор спорит с другой сказкой — с фильмом Люка Бессона «Пятый элемент» (1997). Фильм утверждает, что борьба со злом возможна, а Борис Стругацкий - что нет. В итоге получилась «борьба идей». Будь сейчас на дворе 1973 год, интеллигенты до хрипоты спорили бы обо всем этом на своих пресловутых кухнях. Но время немного ушло.
И стало очевидно, что ощущение тотальности зла, сформированное в сознании автора всем строем и всеми деталями современной жизни, нуждалось не в сказочном оформлении. Неудача романа Бориса Стругацкого еще раз доказывает потребность в полноценном реалистическом романе, в котором главной была бы не старая соцреалистическая (в истоках - сказочная) проблема искоренимости/неискоренимости зла и создания нового, совершенного человека (которая всегда и волновала Стругацких, писателей вполне сказочных и одновременно соцреалистических), а изображение его настоящих, глубинных причин. Для мистики тут места быть не может, хотя зло и кажется неотъемлемой частью реальности. Примечательно, что ни шага в этом направлении Стругацкий не сделал, что неудивительно, ибо метод братьев - это намеки, метафоры, фиги во всех карманах, сказочные скачки сюжета, но не реализм.
Сегодня же старый метод способен породить лишь милую, наивную, но примитивную сказку. Все эти «прогрессоры», старающиеся изменить человека, все «восьмые правила Фингейла» и «первые постулаты Пардо», все «суперспособности» читаются как трогательное подражание тем «братьям Стругацким».
Понятно, кстати, что при социализме фирменная для Стругацких «психократия профессоров», доказательства и иллюстрации того, что психика может изменить течение эволюции, что сознание определяет бытие, были политически остры, потому что переворачивали убогие догмы диамата и исподтишка пародировали их. Сейчас этот язык политической актуальности тридцатилетней давности просто непонятен. Все это устарело, а что не устарело, то находится на уровне «Гарри Поттера», сочиненного домохозяйкой из обрубков чужих текстов.

В 2003 году описания аномального ясновидения, энергетической чистки души, формирования будущего или насылания порчи не носят экзотического характера, какой они имели бы в 1970-е годы, а воспринимаются как чистая и беспримесная бульварщина, результат измены вкуса. Тащить это в роман просто нельзя, ибо это уже давно тема газеток и журнальчиков, наполненных бредом об «аномалиях», о «непознанных возможностях человека». Собранный вместе в романе, снабженный моралями и рассуждалками об искоренении зла, материал производит тягостное впечатление. В итоге я так и не понял, зачем Стругацкому, давно возведенному в ранг классика, надо было менять стратегию литературного поведения и втягиваться в актуальный литпроцесс. Вместо того чтобы загадочно молчать


По материалам : Газета "МОСКОВСКИЕ НОВОСТИ mn" (№ 34(1203), 2-8.09.03, стр. 18)
Михаил Золотоносов



Работы по теме:
  страницы: 1