Чистильщик, или странный случай в Пермской губернии
Автор: Григорий Головчанский (grigollo@mail.ru)
Дата публикации: 12/05/2004
Категория: Классическая фантастика
Версия для печати
За основу этого рассказа взяты обстоятельства, действительно имевшие место в отдаленном селении Российской Империи летом 1838 года. Все персонажи имеют своих реальных прототипов, автор, однако, позволил себе изменить имена, скорее из соображений этических, чем из каких либо еще.
1
Случилось это в запрошлом годе, в июле месяце, пятнадцатого дня, ближе к полудню. Сам я в ту пору пребывал в селе Меркушине, что в тринадцати верстах, с деловой поездкой по надобности, потому начало этой истории любезной изложено было нашим трактирщиком, Сергеем Ивановичем Кульбиковым, человеком достойным и уважаемым за рассудительность и большой жизненный опыт.
Хорошо известная местному приставу, впрочем, как и всем другим жителям нашего заштатного городка вдовица Аделаида Свиридова, отпотчевав хлебного вина, развлекалась стрельбой из пистолета. Не знаю, какую она избрала для себя цель, но вскоре загорелись сени ее дома, а потом огонь перекинулся дальше.
Погоды тем летом стояли самые подходящие для огненной потравы: с реки дул ветерок, - не то, чтобы очень сильный, но достаточный для полета красного петуха. К вечеру пылала вся Капустная слобода, в том числе и храм Одигитрия Пресвятой Богородицы.
С Верхних Промыслов привезли пожарную машину, вместе с ней прибыл управляющий Семен Павлович с приказчиками Фомой Галкиным и Фотеем Шестаковым. Тушить пожар им пришлось также втроем, ибо мужики, махнув рукой на свое имущество, собрались у трактира Кульбикова, который трактир находился в этой же слободе.
Мужики наблюдали приближение огненной стихии, поглядывали на заведение Сергея Ивановича, и озабоченно говорили, обращаясь к оному зданию:
-Когда ты, наша радость, загоришься?
Когда же их радость загорелась, они вмиг вытащили из пылающей избы припасы, которые составили тринадцать бочек вина и водки, да почти пятнадцать тысяч штофов и полуштофов, и далеко не расходясь, все это в два дни потребили за здоровье упомянутого Сергея Ивановича, не обращая внимания на его справедливое возмущение.
Таким образом, убыток всему нашему городку в целом и Сергею Ивановичу Кульбикову в частности был нанесен преогромнейший, и покрыть его целиком неможно по сию пору.
Людей же в пожаре пострадало четверо: трое мужиков упились до смерти вином, а четвертая, виновная вдова Аделаида Свиридова, была убита рухнувшей балкой.
По прошествии же двух недель, когда протрезвевшие мужики вновь стали послушными и вспомнили о детях своих и женах, а также о разоренном хозяйстве, в протоке на Заливных Лугах нашли еще одно тело.
Сперва было решили, что это кто-то из тех мужиков, кто упился во время пожара: нетрезвому было немудрено потонуть, а тело его вынесло как раз ниже по течению. Однако внимание всех, а особливо пристава привлекла странная одежда, в кою был облачен утопленник.
Были на нем узкие синие штаны из дерюжной ткани с хитрой застежкой вместо пуговиц, в петли штанов продернут широкий кожаный пояс с медной бляхой. Ноги обуты в дорогие с виду штиблеты, почему-то без каблуков и сами белого колера. Исподняя рубашка с короткими рукавами, а поверх нее находилась жилетка зеленого в коричневых пятнах цвета с множественными карманами.
Становой пристав Сергей Петрович Выйстрюков доставил тело утопленника ко мне в больницу, и там уже, в мертвецкой, была составлена опись чудных вещей, найденных при покойном. Опись эта сохранилась в целости, и я считаю долгом своим привести ее здесь:
1. Удивительной конструкции часы со светящимися стрелками и надписью «Командирские» (надпись сия хоть и выполнена кириллическим шрифтом, но с неправильным окончанием – «ие» заместо «ия», что повергло нас с Сергеем Петровичем в удивление; быть может, сработал их какой-то немец, плохо знающий русскую речь, что, конечно, сомнительно, но другого объяснения надписи найдено не было), закрепленные супротив обычая не в соответствующем кармане на цепочке, но на левой руке покойного посредством браслета белого металла.
2. Связка ключей из трех штук на металлическом кольце с брелоком в виде прозрачного кулона неизвестного материала с черной надписью латинскими буквами BMW с одной стороны и разноцветным рисунком странных очертаний колесной повозки на стороне оборотной.
3. Складной нож о семи лезвиях, в том числе и с маленькими ножницами. Рукоять ножа также выполнена из незнакомого материала красного цвета.
4. Диковинной конструкции приспособление для зажигания огня: при проворачивании рубчатого колесика летят искры и вспыхивает пламя. Вещь, несомненно, иноземная, о чем свидетельствует надпись «Cricket».
5. Черная коробочка с клавишами, каждая клавиша помечена цифирью, а также латинскими буквами. Назначение этой коробочки и материал, из которого она была сделана, нам оказались незнакомыми. Нажатие на клавиши ни к чему не привело: должно быть, коробочка была испорчена пребыванием в воде. На коробочке также присутствовала иноземная надпись «Nokia».
Описанные вещи приставом были сложены в бумажный конверт, который конверт был заклеен, а на клапане его мы с Сергеем Петровичем оставили свои собственноручные подписи. Сергей Петрович предполагал при первой возможности отправить конверт с вещами покойного в губернский город, справедливо полагая, что там обязательно найдутся люди, могущие выявить значение обнаруженных на теле покойного странных имуществ.
Пристав попросил меня еще раз осмотреть тело покойного, дабы я составил о нем более детальное заключение.
Покойный при жизни был человеком в возрасте лет немногим после тридцати. И хотя облик его, подвергнутый действию воды, а потом и разложения, видоизменился, нельзя не отметить некое общее его благородство, выражающееся в том числе и в сытой полноте тела. Смерть, как и предполагалось, наступила в результате утонутия, хотя я и отметил некоторое смещение шейных позвонков словно как от удару в затылочную часть тупым предметом. Должно быть, покойный оскользнулся на берегу, ударился головой об землю и захлебнулся на мелководье.
-Милейший Сергей Петрович, - сказал я приставу. – Обратите внимание на отсутствие у покойного тельного креста. Может быть, это признак того, что в жизни утопленник исповедовал какую-то иную религию, окромя христианской, хотя я с уверенностью могу показать, основываясь на некоторых анатомических подробностях, что мусульманином или иудеем он не был.
Сергей Петрович согласился с моими выводами.
-Станислав Владимирович, - произнес он. – Кажется мне, что не простого утопленника послал нам трагический случай, но иностранца, может быть, даже англичанина или француза. Дело сие запутанное, и не нам с вами, Станислав Владимирович, решать дальнейшую его судьбу, потому прошу вас пока особо о нем не распространяться, а я постараюсь в краткий срок принять соответствующие меры, доложив подробности по инстанции.
На том и порешили.
Сергей Петрович забрал конверт с вещами и отправился к себе, по дороге собравшись зайти с целью беседы в усадьбу к одному из нашедших утопленника людей, крестьянину Дениске Изосимову, а я решил обратиться к своим делам и приведению в порядок бумаг.
Больница наша была выстроена для соляных рабочих иждивением господ владельцев Лазаревых, и раз в полгода мне надлежало составлять для господ реестр с перечислением затрат и нужных инструментов с препаратами.
Однако от занятия этого я был оторван все тем же Семеном Петровичем, вернувшемся назад. Боже, в каком он пребывал состоянии! Голова его была пробита, и волосы слиплись в колтун от хлынувшей крови.
-Сергей Петрович, да что с вами приключилось? – спросил я его, уложив в кресло и накладывая повязку.
-Убили, - ответствовал Сергей Петрович. – Меня сокрушили по голове, и пока лежал я в беспамятстве, вещи нашего утопленника все как есть украли.
-Да кто это, господи? – удивился я. – Кто посмел?
-Кто посмел – то мне не ведомо. Ударили сзади неожиданно по голове, и никого я не видел. Упал, понимаешь, лицом в землю, и совершенно потерял рассудок.
-Как же это произошло?
-Шел я, значит, огородами, меж изгородей, тут меня супостат и ошеломил.
Я хорошо представил место происшествия. Сергей Петрович, пытаясь спрямить дорогу, пошел коротким путем. Пробираться ему пришлось меж зарослей камыша (городок наш весь изрезан протоками – стоит он на низменной местности, и по убытию большой весенней воды почти каждый год зарастает осокою), потом вдоль заборов, где его, не опасаясь лишних глаз, могли вероломно ограбить. И в какую преступную голову могла прийти такая мысль, неужели ради странных вещей погибшего незнакомца?
-Вот что, Сергей Петрович, - сказал я. – Вам сейчас нужен покой, и отлеживаться вы будете несколько дней. Не спорьте, Сергей Петрович, помирать вам рано, но если не будете меня слушать, всякое может довестись. Я же, со своей стороны, понимая важность случившегося, попробую все разузнать и новые вести тотчас буду доносить вам. По рукам, Сергей Петрович?
Заручившись согласием, я велел запрягать больничную лошадь в телегу, на которой телеге и был отправлен домой наш раненый пристав.
Сам же я первым делом отправился осмотреть место последнего происшествия. Осмотр этот, однако, хотя и пролил некоторый свет на события, не смог дать ответ на основной вопрос – кому и зачем нужно было нападать на Сергея Петровича?
Я шел по той же тропинке, по которой незадолго до меня двигался Сергей Петрович. Искомого места я достиг вскорости: его выдавала примятая трава и заметные следы крови. Здесь заканчивалась изгородь, справа и слева от нее тянулись густые ивовые заросли. Мне подумалось, что злоумышленник, спрятавшись в кусту, дожидался пристава и ударил того чем-то тяжелым. Догадка моя подтвердилась: я нашел и дубину, которой был совершен удар, и некую помятость в ивняке.
Варнак вышел к тропинке от покосов, или от улиц, или даже от самой моей больницы – определить было невозможно.
Я решил поспрошать местных жителей, не видели ли они кого подозрительного. Но тут мне в голову пришла мысль, показавшаяся дельной, и я отправился в сторону больницы кругом огородов, замеряя про себя время. Путь оказался чуть более долгим, нежели тот, по которому шел Сергей Петрович, и не очень удобным. Но если выйти от больницы и двигаться быстрым шагом, то вполне можно было обогнать нашего пристава и встретить его в месте нападения, оставшись никем не замеченным. Я еще раз проделал весь путь от больницы к дощатому забору огорода, уже быстрым шагом, и догадка моя нашла подтверждение.
Выходило, что злоумышленник следил за Сергеем Петровичем возле самой больницы и отправился за ним тотчас, как только становой пристав вышел из калитки.
Так как было уже поздно, дальнейшее свое исследование я решил оставить на завтра, после того, как загляну с утра к Сергею Петровичу и доложу ему о своих мыслях.
2
Назавтра с утра, однако, я был зван на завтрак к управляющему Семену Павловичу Теплорукову.
Семен Павлович – натура во всех отношениях примечательная, судьба его в большей степени подходила бы к эпохе Петра Первого или Екатерины Великой, чем к нашему грубому и торопливому веку.
Происходил он из семьи крепостных. В раннем возрасте, за смекалку и пытливый ум был определен в двухклассную Успенскую школу, принадлежащую господам Лазаревым. Здесь он преуспел, был отмечен особо и отправлен в Санкт-Петербург. В столице он окончил Петербургскую школу сельскохозяйственных и горных наук, но и на этом учения его не прекратились. Господа Лазаревы способствовали переезду Семена Павловича в Германию, где он прошел курс в Тарандской лесной академии. По возвращению в Россию Семен Павлович получил от господ Лазаревых вольную, некоторое время преподавал лесоводство в Санкт-Петербурге, написал несколько ученых трактатов, был приглашен Лазаревыми главным лесничим, а затем стал и управляющим всего нераздельного имения. Сейчас он, кроме выполнения своих прямых обязанностей, увлекся собиранием различных древностей, скупая их у крестьян, и вздыхал о возможности проведения полноценных раскопок на Смотровой горе, на которой, по летописям, некогда было древнее капище.
Завтракал Семен Павлович на веранде своего дома, но против обыкновения, я не застал за столом ни супруги его, ни детей, однако присутствовал там погорелый поп отец Алексей. Мы раскланялись.
С Семеном Павловичем нам и раньше доводилось беседовать вот так, за самоваром, или даже за бутылочкой клюквенной, но сейчас, должно быть, разговор предполагался не о новых веяниях в ученых сферах, и даже не о государевой политике в области внешних сношений, а о делах более насущных. И точно:
-Станислав Владимирович, - сказал Семен Павлович. – Узнал я из беседы с отцом Алексеем, что странные события творятся у нас. Будто бы нашли на Заливных Лугах беса и отправили его к вам под конвоем уважаемого нашего Сергея Петровича, но бес бежал, попутно от конвоя избавившись… Сергей Петрович дома лежит, в лихорадке, а мужики с вечера пьяны, так что уж просветите нас, что же произошло… Ибо смута в умах от событий сих может быть немалая, а ни мне, ни отцу Алексею, ни скорбному Сергею Петровичу, и никому вообще смута не нужна… Так ведь?
Отец Алексей покивал.
-Нападение на станового пристава – дело само по себе существенное, и оставить его без внимания я не могу - разве что окажется, что кто из мужиков по пьяному делу ошибся, да и то… Вы понимаете? Но и не разобравшись во всем, предпринимать какие-то действия не хочу.
-Сергей Петрович и впрямь привез мне вчера тело утопленника, - сказал я, - но утопленника человеческого, хоть и обезображенного разложением… Тело сие лежит в мертвецкой и убежать никуда не способно… Вода и тепло уродуют мертвую плоть, так что неграмотные мужики вполне могли принять утопленника за беса…
-Мужики – не глупые бабы, и мертвяка от нечистого отличить смогут, - вставил слово отец Алексей.
-Уверяю вас, Семен Павлович, и вас, святой отец, что в утопленнике нет ничего от нечистого… Одежда его была странна, словно у фармазона, и только… Можете удостовериться, если пожелаете, и взглянуть на труп. Хотя, признаться, зрелище будет самое неприятное…
-Как же пострадал Сергей Петрович? – спросил Семен Павлович.
-Кто-то ударил его по голове и отобрал у бесчувственного вещи, принадлежавшие утопленнику… Я думаю, в скором времени выяснится, кто есть супостат – наверняка понесет закладывать вещи в кабак... Иначе зачем они ему? Я почти уверен: преступление совершено по пьяному делу…
-Может быть, может быть, - сказал задумчиво Семен Павлович. – Как, вы говорите, зовут крестьян, что обнаружили утопленника?..
3
Сергей Петрович страдал. Когда ему меняли повязку, он признался мне:
-Голова болит немилосердно, и тошнит…
-Вам лежать нужно в покое, а лучше – спать, - сказал я. – От раны это все, и скоро пройдет. Человек вы крепкий, и мозговой горячки, думается, у вас не будет…
Потом я доложил приставу все свои мысли о происшествии.
-Сдается мне, что пострадали вы от Дениски Бубнова, или Алексашки Жуковского, или Дениски же Изосимова – словом, от тех, кто утопленника нашего нашел. Пожалели о вещах, что при мертвяке были – и пошли на преступление. Иначе кому? Со вчерашнего дня они пьянствуют, может быть, и вещицы с мертвого тела уже заложили. Пойду я, выясню у Настасьи Васильевой, что брагой торгует – сразу все на места свои встанет…
-Алексашка да два Дениски… Не знаю… Не подняли бы они на меня руку… Тем более, что сами об утопленнике сообщили. Могли бы и раньше по карманам пошарить, до того, как я приду…
-Испугались, а потом отошли чуток – и пожадничали, оттого и на преступление решились.
-Не знаю, Станислав Владимирович, не знаю… Вы, конечно, человек ученый и в науках превзошли, но тут что-то не додумали…
Я не стал спорить с Сергеем Петровичем, дал ему, на всякий случай, с ложки хины, уверил еще раз в необходимости отдыха, и отправился восвояси.
4
У Настасьи меня постигла неудача: и Алексашка Жуковский, и двое Денисок расплачивались деньгами, так что все мои умозаключения не нашли своего подтверждения. На всякий случай я сделал себе заметку непременно поговорить с ними на предмет произошедшего, но здраво рассудив, что сейчас они не вполне способны к беседам, решил просто немного размыслить.
Конечно, нападение на пристава и исчезновение необычных вещей должны были иметь свое объяснение; велика вероятность также того, что и смерть неизвестного была не простой случайностью. Допустим, несчастный не сам утонул, а был кем-то убит насмерть. Быть может, убит как раз из-за того самого добра, что мы обнаружили с Сергеем Петровичем в его карманах. Необычность вещей для наших краев, а также множественные на них обозначения, сделанные латинскими буквами, несомненно, свидетельствуют об их, вещей, иноземном происхождении. Может ли это также свидетельствовать об иноземном происхождении самого утопленника? Эта мысль мне уже приходила в голову, и я пока не видел оснований отказываться от нее.
Итак, иноземец. Если бы это был кто-то из привлеченных на производство теми же Лазаревыми мастеров, об его исчезновении давно бы уже стало доподлинно известно; Семен Петрович неприменул бы сообщить об этом. Получается, что этот иноземец находился в наших краях тайно?
Вздор, полнейший вздор, я совершенно не видел оснований для прибытия его к нам инкогнито. В любом случае, даже если вновь разразится война, подобная прошедшей, и новый Буонапарте возжелает захватить Москву или даже Санкт-Петербург, его соглядатаям нечего делать столь далеко от границ.
Фармазон, прибывший с целью основать здесь ложу? Или к своим духовным братьям?
Управляющий наш, в бытность свою за границами, мог вступить в общество каменщиков; мог, для соблюдения секретности, и не сообщить мне о прибытии эмиссара; но зная характер Семена Павловича, я очень и очень сомневался в возможности такого хода событий.
В нашей лесной глуши, рассуждал дальше я, делать чужому особенно нечего, разве что прятаться. Допустим, таинственный незнакомец именно с этой целью прибыл в наше селение (разумеется, мимоходом, направляясь, скажем, к Бабиновской дороге, что ведет в Китай). Допустим, за ним шла погоня, и его настигли здесь, и умертвили. Но то, ради чего незнакомец был умерщвлен, осталось в его карманах, или странные вещи могли навести на след его убийц. Получается, что? Получается, надлежит в первую голову выяснить, не появлялись ли у нас иные подозрительные пришельцы.
Надобно заметить, что убийцы должны были скрываться здесь значительно долго, вплоть до вчерашнего дня, если, конечно, они сперва не ретировались, а потом спохватились, скажем, забытой вещи. Тогда если составлять некий список подозреваемых в преступлении, то в него должны попасть все, кто прибыл к нам и оставался здесь последние две-три недели. Не так уж и много их наберется, ведь Прокопьевская ярмарка уже отшумела, и торговцы успели разъехаться дней двадцать назад.
С этой мыслью, а также помышляя о привлечении к моему расследованию помощи Сергея Петровича, я прибыл по месту службы, где меня ждала новая весть.
5
Дениска Изосимов лежал на больничном топчане в судороге и с заведенными под лоб глазами; изо рта его шла обильная пена. Подле выла его жена, Фекла, а фельдшер мой, Алексей Усов, пытался пристроить клистир и тазик для промывания, впрочем, безуспешно.
-Должно быть, брагой отравились, - сообщил мне Усов. – Двое уже совсем богу душу отдали, а этот тоже отходит…
Я сразу догадался, кто отдал уже богу душу, и мне было весьма сомнительно, что несчастные отравились именно брагой. Но время было не для размышлений, и я постарался сделать все возможное, чтобы спасти страдающего мужика.
Впрочем, тщетно.
6
Мысль о том, что скончавшиеся ныне крестьяне – участники нападения на пристава, я окончательно отбросил. Это ведь кто-то должен был их сговорить (иначе зачем ему их устранять столь жестокосердным способом, как отравление), а где время для разговоров? Да и Дениска-то Изосимов, он ведь дома был, о чем и жена доложить всегда сможет…
Где злоумышленник – или злоумышленники - добыли яд, для меня не было большим вопросом: в амбарах в начале весны проводили потраву крыс, и это добро, закупленное управляющим, частично распределилось по крестьянским хозяйствам.
Я положил перед собой лист бумаги, окунул перо в чернильницу и нарисовал большой жирный круг, обозначив его буквой «у» - разумелось за сим «утопленник». От круга я провел черты, завершив их крестиками, и подписав соответственно Д.И., А.Ж., Д.Б. и С.П. Подумал, и обвел Д.И., А.Ж. и Д.Б. кружочками, а С.П. оставил так – Сергей Петрович, слава богу, был жив. От инициалов Сергея Петровича я провел еще черту, и подписался, а от подписи своей нарисовал линии, идущие к управляющему Семену Павловичу и отцу Алексею.
Больше рисовать было нечего, и я сидел, разглядывая свою схему.
Крестьяне, ясно, пострадали из-за того, что через них можно было выйти на интересующего меня супостата. Каким образом? Тем, что они нашли мертвяка? Сомнительно. Или, быть может, они видели ударившего пристава человека?
Изосимов не мог точно, а вот Бубнов с Алексашкой?
Не могли они его видеть, так как возвращались от больницы по большой дороге, ибо были с лошадью и повозкой. Или все-таки могли? Где?
Да понятно, где – здесь же, на больничном дворе. Ибо супостат не мог ведать, какой дорогой пойдет Сергей Петрович, и, стало быть, вынужден был его поджидать. А потом отправиться следом.
Все мы люди, и я начал думать, не угрожает ли опасность мне, а тем паче другим людям, знающим об обстоятельствах дела – тем же Семену Павловичу и святому отцу. По всему выходило – не угрожает, потому как с оборванными нитями я вряд ли смогу выйти на преступника, а остальные угрожать ему также не смогут.
А ведь оставил, оставил след супостат-то! На чужого Бубнов с Жуковским сразу бы обратили внимание свое, тем более что посетителей давеча не было. Получается – что? Получается, супостат – кто-то им хорошо знакомый, привычный, должный быть тут, и по праву здесь, в больнице находящийся.
Спина моя покрылась испариной.
Фельдшер Алексей Усов? Сиделки Анна и Татьяна? Плотник Егор Тимофеев, что правил нам вчера мезимент? Больше было некому…
Анну и Татьяну я решил в расчет не брать – куда им, старухам-то…
Егор или Алексей?
К чему им…
Егор, тридцати лет, золотые руки, человек свободный и работает по найму, в основном на промыслах, и, кажется, всем доволен. Усов – из учеников покойного моего предшественника Ивана Андреевича, фельдшер добрый и смышленый…
Зачем им гоняться за тайным пакетом Сергея Петровича?
Но все это следовало хорошо обдумать, и потому я отвел от кружков Д.И., С.Ж. и Д.Б. стрелочки, нарисовал буквы Е.Т. и А.У. и напротив каждой поставил по размашистому знаку вопроса.
7
Сергей Петрович по поводу вновь прибывавших в селение ответа мне не дал: не смог упомнить, но отрицать их присутствие в Усольске не брался. Ярмарка прошла, и слава богу, говорил он, а прочих – так это нужно у приказчиков на промыслах спрашивать.
Семен Павлович обещал разузнать и тут же дать мне весть, коли что.
Алексей Усов и Егор Тимофеев занимались делами как обычно и ничего странного не выказывали.
По случаю жары усопших Бубнова, Жуковского и Изосимова отпели и быстро схоронили, в больничной ограде был похоронен и неизвестный.
Сергей Петрович все страдал приступами и на поправку шел очень медленно.
8
Тем временем я сумел установить, что Бубнов, Изосимов и Жуковский действительно отравились от браги домашнего изготовления, в которую обильно был насыпан крысиный яд. Пьянствовали в огороде Алексашки Жуковского.
Никто не видел, чтобы трагическим вечером кто-то подходил к ним: пьянствовали, по обычаю, втроем.
9
Я бы, наверное, смирился с мыслью, что не могу довести начатое дело до конца, но мне помог случай.
Мы с фельдшером Алексеем Усовым проводили инвентаризацию лекарств, что хранились в больнице, в намеренно оборудованном подвальном помещении, с укрепленными камнем стенами, где долго сохранялась зимняя прохлада, предотвращая порчу.
Работа наша затянулась, потому как остатки лекарств необходимо было взвешивать и записывать в особую тетрадь.
Усов, подставив табурет, перебирал коробки в верхнем застекленном ящике, я находился подле, указывая, что надлежит проверить в первую очередь, а что мне и так известно.
Мы перебрали содержимое всех трех полок, когда Усов провел рукой по необозреваемой верхней крышке ящика, и мне под ноги упала приснопамятная связка ключей со знакомым брелоком.
Признаться, от неожиданности я вздрогнул, видно было, что и Усов растерялся.
-Ну вот, доктор, - сказал Усов, глядя на меня сверху вниз. – Вот все и сложилось. Видит бог, я этого не хотел.
Недобро блеснули глаза фельдшера, и я понял, что он бросится на меня сейчас, и как человек молодой, вполне может причинить мне непоправимое увечье. Все разом сложилось у меня в голове: и нападение на Сергея Петровича, и исчезновение вещей утопленника, и давешние размышления о том, кого могли видеть в больничном дворе Дениска Бубнов и Алексашка Жуковский.
Я действовал словно бы по наитию: ударом выбил из-под Усова табурет. Алексей, падая, уцепился за настенный ящик; тот, не выдержав веса тела, опрокинулся.
Даже повергнув моего внезапного противника таким образом, я еще не вполне обезопасил себя: Усов был молод и крепок, и исход нашей битвы мог сложиться не в мою пользу. Однако провидение было на моей стороне: осколок стеклянной створки вонзился Усову в район яремной вены, и фонтаном вырвалась из горла моего фельдшера кровь. Помочь ему, разве даже для того, чтобы довести дело до суда, никто из живущих был не в состоянии; Алексей Усов скончался.
10
Семен Павлович долго рассматривал сквозь линзу брелок с ключами, потом положил связку на стол и пододвинул мне.
-Сохраните это на память, – сказал он.
Я не стал возражать.
-И все же, Станислав Владимирович, многие моменты дела для меня остаются туманными.
-Для меня тоже, - ответствовал я. – Прежде всего, кто же был этот таинственный погибший иностранец? И причастен ли несчастный Усов к его гибели? Или он позарился лишь на вещи, предполагая их немалую стоимость? Не знаю…
-Кстати, - сказал отец Алексей. – А вещи-то, кроме связки ключей, были найдены?
-К сожалению, нет, – ответствовал уже почти оправившийся от травмы Сергей Петрович. – Мы переворотили вверх дном и комнату его, и больничные покои, но больше ничего не нашли. Усов вполне мог спрятать их в самом неприметном месте, и найти их сейчас можно, лишь полагаясь на случай…
-От своего имени, Станислав Владимирович, я хотел бы принести вам благодарность за проведенное следствие, - сообщил Семен Павлович. – В любом случае, супостат, напавший на Сергея Петровича и убивший трех крестьян, а может быть, и иностранца, упокоился, и теперь он в руках более строгого суда, нежели суд земной. Хотя на вашем месте, Сергей Петрович, - он кивнул приставу, - я все же составил бы надлежащую бумагу о происшедших в наших краях событиях, и отправил бы ее в инстанции.
-Конечно, Семен Павлович, я непременно так и поступлю, - ответствовал Сергей Петрович.
Сразу сообщу, что надлежащую бумагу Сергей Петрович составил и отправил в губернскую столицу, но, возможно, погребенная в других бумагах, она навсегда исчезла; во всяком случае, никакого дальнейшего развития дело не получило.
Осенью к нам прибыл новый фельдшер, человек весьма толковый, и в скором времени, переложив на его плечи бремя свое, я отбыл сперва в Пермь, а потом, получив новое назначение, в самую столицу и с участниками страшных и таинственных событий лета одна тысяча восемьсот тридцать восьмого больше никогда не встречался.
Секретно
Начальнику Третьего отделения,
графу Александру Христофоровичу Бенкендорфу
жандармского капитана Станислава Владимировича Шатунова
Донесение
Сиятельный граф Александр Христофорович!
Направляю Вам сии свои размышления по поводу известного Вам дела.
Расчеты доктора Керна, показавшиеся нам изначально столь фантастическими, однако нашли свое подтверждение: в нужном месте, впрочем, несколько ранее, чем мы ожидали, действительно произошло смещение, в результате которого в нашем времени оказался пришелец, имени которого мне так и не суждено было узнать.
Подтвердилась догадка доктора Керна о возгораниях, сопутствующих перемещению во времени. Больших трудов стоило мне утвердить население Усольска во мнении, что виновницей пожара была одна из жительниц городка, в огне и погибшая.
Действуя в соответствии с ранее разработанным планом, мне удалось уничтожить оного опасного для течения повседневности нашей пришельца, сколь бы скорбно это для меня ни оказалось; пришлось устранить основных свидетелей случившегося, а также все вещественные материалы (они были сожжены с соблюдением всяческих предосторожностей мною в печи: осталась лишь связка ключей и часы, кои предметы я выбросил в реку).
В связи с тем, что я, по известной вам причине, не мог открыть свое имя и отдавать приказания, некоторой сложностью представилось изъятие вещей у здешнего станового пристава. Хотя и с этой задачей я справился; становой пристав, нужно заметить, пострадал, отчего я настаиваю на выплате ему какой-либо компенсации, хотя бы и в виде поощрения за долгую беспорочную службу.
Работать мне пришлось спешно, оттого не совсем аккуратно; однако, если кто из местных жителей и заметил, как я разгуливаю возле места нападения на пристава, не зная точного времени, соотнести мои прогулки могли лишь с начавшимся расследованием. Могущих заподозрить неладное крестьян мне пришлось устранить в интересах спокойствия и безопасности нашего отечества.
Также был устранен фельдшер Алексей Усов, предпринявший, по-видимому, собственное расследование и сумевший выйти на мой след. Для предотвращения огласки дела все преступные обстоятельства мною были списаны на означенного фельдшера.
Возможно, кажущаяся излишней жестокость моя была продиктована следующими обстоятельствами: и управляющий имениями Лазаревых, и местный становой пристав являются людьми проницательными и не оставили бы дела, покуда не получили удовлетворяющих их объяснений, чего допустить было неможно.
Александр Христофорович, прошу, учитывая полученный мною опыт, направить меня в Вятскую губернию, где весной наступившего года должно случиться следующее из двенадцати возможных смещение. Полностью доверяя авторитету доктора Керна, я совершенно уверен, что проникновение в наше время сведений о будущности или каких либо заветных вещей может привести к поистине вселенской катастрофе. Я смею настаивать на ведении остальных расследований в том же русле, что и проведенное мною в июле прошлого года дело …
НЕОБХОДИМЫЕ ПРИМЕЧАНИЯ
Предлагаемая вниманию читателей рукопись была обнаружена нами в областном государственном архиве, в фонде выдающегося пермского историка XIX – начала ХХ вв., автора знаменитой «Пермской старины» А. Дмитриева (ГАПО, ф.216, д.53, л.7-24 об). Сперва мы пришли к заключению, что имеем дело с не очень удачной фальсификацией; однако кому пришло бы в голову оставлять такую фальсификацию в провинциальном архиве?
Исторические реалии, присутствующие в рукописи, по-видимому, нарочно искажены, однако, вполне узнаваемы. В «заштатным городке Усольске», никогда не существовавшем в Пермской губернии, легко распознается село Новое Усолье. Под личностью «управляющего нераздельным имением господ Лазаревых» С.П. Теплорукова скрывается, несомненно, выходец из крепостных крестьян, известный лесовод и археолог, управляющий Пермским нераздельным имением Строгановых А.Е. Теплоухов (12.08.1811-18.04.1885).
Пожар, с которого начинается повествование, скорее всего, носит собирательный характер. 6 июля 1809 года в Усолье началась «огненная потрава» с пьяной стрельбы вдовы Каменьчихи. Во время пожара 9-11 мая 1842 года усольцами было выпито «за здоровье винного управляющего Степана Павловича» 8 бочек вина, водки и спирта, и 13 тысяч (!) штофов и полуштофов (Ф.Волегов. Усольская летопись. 1842 г.). Современному читателю эти обстоятельства могут показаться более фантастическими, чем находка на лугах тела пришельца из будущего, не так ли?
Но вот что мы узнаем из той же «Усольской летописи»: «Людей погибло 4 человека, в том числе 3 мужчины сгорели от вина и одну женщину убило бревном. Да через месяц после пожара найдено мертвое тело неизвестного человека на лугах ниже Усолья».
Дальнейшие исследования показали, что многие из упомянутых в рукописи персонажей также реально проживали в пределах Пермской губернии: это и Станислав Владимирович Шатунов, и Сергей Иванович Кульбиков, и Алексей Усов, и даже исполненные житейского трагизма Бубнов, Изосимов и Жуковский.
Все это заставляет нас отнестись к содержанию рукописи со всей серьезностью, интерпретировав рассказ жандармского капитана Станислава Владимировича Шатунова, быть может, как некую аллегорию.
Тихо, тихо ползи улитка по склону Фудзи
Работы по теме:
