Русские поэты о космосе и космонавтике. Часть I: 1743-1961
Автор: Российские классики ( )
Дата публикации: 26/09/2004
Категория: Фантастическая Поэзия
Версия для печати
при таких условиях
древние греки
свободно разгуливали бы в тридцатом
веке.
1922
К оглавлению
Пётр Драверт
Космический лёд
В пространстве мировом, среди метеоритов,
Обильных никелем, железом, как руда,
Среди загадочных, чужих для нас хондритов,
Извечно носятся, блуждая, глыбы льда.
Сложившись в агрегат кристаллов тригональных,
Противоборствуя невидимым волнам,
Они бегут в своих кругах астральных,
Пока неведомых и недоступных нам…
Порой одни из них в бессмертности движенья
Скрестят свой путь с орбитою земной
И, слепо верные законам притяженья,
Свергаются в наш мир для участи иной.
Стремительно летя в воздушные пучины, –
Созданья тёмных недр холодной пустоты, –
Вращаются, светясь, космические льдины
И тают их тела в объятьях теплоты…
И, выпав на утёс, от зноя раскалённый,
Остатки хрупкие когда-то мощных масс,
Кончая век, быть может, миллионный,
Последний скорбный свой переживают час.
А Солнце превратит их скоро в пар незримый,
Сольётся тесно он с громадой облаков;
И примем мы потом в плодах земли родимой
Частицы влажные исчезнувших миров.
1921
К оглавлению
***
Мне было бы страшно попасть на планету другую –
В путях ли познанья иль жуткой дорогой возмездья –
И помнить с предельною ясностью Землю родную,
И видеть на своде полночном иные созвездья.
О, как тосковали бы вверх устремлённые взоры,
Блуждая от края о края искрящейся чаши:
Знакомые звезды в другие сложились узоры,
Загадочно-странные, остро-чужие, не наши.
Пусть даже растения, реки, озёра и камни
Такими же были, как в старом покинутом мире,
Но всё же давила бы душу клещами тоска мне,
И я голодал бы глазами, как нищий на пире…
Свидетели детства и юности буйной и страстной,
Огни, озарившие мыслей кипучих боренья,
На небе моём вы останетесь вязью прекрасной,
Немеркнущей повестью светлых дорог откровенья.
Я слышал, что надо текучих годов миллионы,
Чтоб вам для Земли перестроить свои сочетанья;
Так пусть беспрепятственно движутся звёзд легионы,
Как движется всё в безграничном кругу мирозданья.
1934
К оглавлению
Кто знает, может быть, на других планетах
обитают разумные существа, более высокой
организации, чем обитатели Земли? Их открытия,
изобретения и достижения могли бы дать
так много людям…
Да здравствует работа над межпланетными путешествиями
на пользу всего человечества! Всё выше и выше – к звёздам!
Ф. Цандер
Алексей Фатьянов
Глядя на звёзды
Распахнём окошко в звёздный вечер настежь.
Никого не ждём мы нынче в гости к нам.
Помечтаем вместе, дорогая Настя,
Посидим тихонько рядом у окна.
Где-то тихо-тихо возникает песня.
Одинокий ветер бродит по кустам.
Мимо звёзд далеких
Ходит тонкий месяц
В бездорожье неба,
По глухим местам.
Ни в коем веке человек там не был,
Но мы завоюем эту высоту!
Мы откроем трассу в синем звёздном небе,
Станцию «Юпитер»,
Станцию «Сатурн»!
Мы дачу летом полетим ракетой.
– Что за остановка? – спросим мы в пути.
Проводник ответит:
– Полустанок это.
«Марс».
– Прощай, планета!
«Вега»!
– Не сойти ль?
Ты представь – идём мы стройною аллеей.
Необычным цветом яблони цветут.
Тридцать солнц громадных, зорями аллея,
В разных направленьях по небу идут.
Вдруг встречаем друга.
– Отдыхать?
– Ну, что вы!
В клубе «Красный пахарь» делаю доклад. –
Мы проходим дальше,
А с афиш метровых
Говорят нам буквы о гастролях МХАТ.
Над Дворцом Советов полыхает знамя,
И на всей планете вечер. Тишина…
Мы откроем трассу.
Скоро ли?
Не знаю…
Окна в ночь раскрыты.
Блещет вышина.
Где-то очень тихо пролетает песня,
И, услышав песню, ветер тише стал.
Мимо звёзд далеких
Ходит тонкий месяц
В бездорожье неба,
По глухим местам.
1930-е
К оглавлению
Павел Коган
Ракета
Открылась бездна, звёзд полна,
Звездам числа нет, бездне дна.
М. Ломоносов
Трёхлетний
вдумчивый человечек,
Обдумать миры
пошедший к окну,
На небо глядит
и думает Млечный
Большою Медведицей зачерпнуть.
…Сухое тепло торопливых
пожатий,
И песня,
Старинная песня навзрыд,
И междупланетный
Вагоновожатый
Рычаг переводит
На медленный взрыв.
А миг остаётся.
Медленной ниткой
Он перекрутился у лица.
Удар!
И ракета рванулась к зениту,
Чтоб маленькой звёздочкой замерцать.
И мир,
Полушарьем известный с пелёнок,
Начинает расширяться,
Свистя и крутясь,
Пока,
Расстояньем опалённый,
Водитель зажмурится
Отворотясь.
И тронет рычаг.
И, почти задыхаясь,
Увидит, как падает, дымясь,
Игрушечным мячиком
Брошенный в хаос
Чудовищно преувеличенный мяч.
И вечность
Космическою бессонницей
У губ,
У глаз его
Сходит на нет,
И медленно
Проплывают солнца,
Чужие солнца чужих планет.
Так вот она – мера людской тревоги,
И одиночества,
И тоски!
Сквозь вечность кинутые дороги,
Сквозь время брошенные мостки!
Во имя юности нашей суровой,
Во имя планеты, которую мы
У мора отбили,
Отбили у крови,
Отбили у тупости и зимы.
Во имя войны сорок пятого года.
Во имя чекистской породы.
Во и-
мя
Принявших твердь и воду.
Смерть. Холод.
Бессонницу и бои.
А мальчик мужает…
Полночью давней
Гудки проплывают у самых застав.
Крылатые вслед
разлетаются ставни,
Идёт за мечтой,
на дому не застав.
И, может, ему,
опаляя ресницы,
Такое придёт
и заглянет в мечту,
Такое придёт
и такое приснится…
Что строчку на Марсе его перечтут.
А Марс заливает полнебосклона.
Идёт тишина, свистя и рыча.
Водитель ещё раз проверит баллоны
И медленно
пе-ре-ве-дёт рычаг.
Стремительный сплав мечты и теорий,
Во всех телескопах земных отблистав,
Ракета выходит
На путь метеоров.
Водитель закуривает.
Он устал.
1939
К оглавлению
Марк Максимов
Циолковский
У меня с большевиками одна
дорога – они стремятся вверх,
и я туда же.
К. Циолковский
Вошёл.
И сразу от внезапной спички
шарахнулась испуганная мгла.
Свечу в бутылку
втиснул по привычке
и сел на табурет.
И не могла
уже дышать в охрипших трубах вьюга.
Детишки хлеб делили по кускам…
А за окном – полночная Калуга,
морозная российская тоска.
Нет,
за резьбой холодного оконца
на крыльях мифа покидая Крит,
сгорал Икар, не долетев до солнца,
и ворон каркал:
– Каждый так сгорит!
Но лишь упорство!
Лишь сдвигались брови
над клинописью формул на листе.
Нагорный шум
к вискам прилившей крови
повелевал стремиться к высоте.
К зовущим звёздам!
Неужели нечем
ответить ветру на призывный свист?
И расправлялись для полёта плечи!
И звёзды сами падали на лист!
Он брал их в руки.
Пробовал на ощупь
И взвешивал.
И вновь скрипел пером,
чтоб человек, как ветер
через рощу,
сквозь космос
прорывался напролом.
И пусть грозил отважным вечной карой
колоколов постылый разнобой,
пусть крылья обожжённого Икара
нависли над мечтателем судьбой, –
но грянул гром
над северной столицей –
салют «Авроры» город осветил.
И стало ясно:
можно спорить с птицей,
не обжигаясь, брать огонь светил!
И стало ясно:
тем, кто вверх стремится,
и тем, кто рвётся к солнцу, –
по пути!
1939
К оглавлению
Николай Грибачев
Циолковский
Я представляю этих зим калужских
мохнатый снег и зимний лёд,
детишек на салазках узких,
дворняжку Жучку у ворот
и то крыльцо, и домик тихий
и тот, на ветхих лапах, стол,
где время плавилось как в тигле,
и космос на сближенье шёл.
Ещё аэроплан похожим
в те времена глухие был
на птеродактиля без кожи,
на этажерку с парой крыл,
а калужанин крутолобый,
задув в семилинейке свет,
сквозь древний потолок Европы
уже летел в семью планет,
уже, забыв судьбы обиды,
под колдовской напев зимы
рассчитывал всю ночь орбиты,
чтоб в небе не блуждали мы.
И, слыша грохот реактивный,
метеоритный свист ракет,
я вижу дом неприхотливый,
семилинейки сонный свет,
бумаги, абажура тени,
весь домик тот, весь город тот,
откуда начал русский гений
свой ослепительный полёт.
1930-е
К оглавлению
Николай Заболоцкий
Сквозь волшебный прибор Левенгука
Сквозь волшебный прибор Левенгука
На поверхности капли воды
Обнаружила наша наука
Удивительной жизни следы.
Государство смертей и рождений,
Нескончаемой цепи звено, –
В этом мире чудесных творений
Сколь ничтожно и мелко оно!
Но для бездн, где летят метеоры,
Ни большого, ни малого нет,
И равно беспредельны просторы
Для микробов, людей и планет.
В результате их общих усилий
Зажигается пламя Плеяд,
И кометы летят легкокрылей,
И быстрее созвездья летят.
И в углу невысокой Вселенной,
Под стеклом кабинетной трубы,
Тот же самый поток неизменный
Движет тайная воля судьбы.
Там я звёздное чую дыханье,
Слышу речь органических масс
И стремительный шум созиданья,
Столь знакомый любому из нас.
1948
К оглавлению
Георгий Шенгели
Мы живём на звезде
Мы живём на звезде, на зелёной,
Мы живём на зелёной звезде,
Где спокойные пальмы и клёны
К затенённой клонятся воде.
Мы живём на звезде, на лазурной,
Мы живём на лазурной звезде,
Где Гольфштрем пробегает безбурный,
Зарождаясь в прогретой воде.
Но кому-то захочется славой
Просиять и провеять везде –
И живём на звезде, на кровавой,
И живём на кровавой звезде!
К оглавлению
Александр Коваленков
Звёздной ночью
Загадочно мерцая в окулярах,
Плывёт сквозь тьму космических глубин
Оранжевый сосед земного шара,
Фантазий и утопий властелин –
Марс.
Миллионовёрстным расстояньем
Уменьшен, в детский мячик превращён,
Плывёт, мерцает гаснущим сияньем
Закатных, нам неведомых времён.
Кто дышит атмосферой разрежённой
И, может быть, следит который век
За нашею планетою зелёной,
Где марсиан придумал человек!
Трёхногие гиганты страшной сказки,
Железные грибы багровой тьмы…
Уэллс их создал людям для острастки,
Пугая слишком смелые умы.
Нет, не затем мечта стремилась к свету
И сердце Циолковского влекла,
Чтоб вестницей войны послать ракету,
Туда, где жизнь спасения ждала!
Не угадать и назначить срока,
Но он настанет, это день и час,
Когда мы встретим тех, кто издалёка,
Надежды не теряя, верил в нас.
1955
К оглавлению
Прыжок
Нашёл подкову. Думаю о счастье,
Но в памяти не цоканье копыт,
А тот кузнечный цех, где юный мастер
У пульта управления стоит.
Он шевельнёт мизинцем – и стотонный
Электромолот танец свой начнёт,
Оранжевый, вишнёво-красный, тёмный
Беря брусок металла в оборот.
И, может статься, в копоти и масле,
В окалине от страшных скоростей,
Диковинный снаряд найдут на Марсе
И встретят удивительных гостей.
К оглавлению
Борис Пастернак
Ночь
Идет без проволочек
И тает ночь, пока
Над спящим миром летчик
Уходит в облака.
Он потонул в тумане,
Исчез в его струе,
Став крестиком на ткани
И меткой на белье.
Под ним ночные бары,
Чужие города,
Казармы, кочегары,
Вокзалы, поезда.
Всем корпусом на тучу
Ложится тень крыла.
Блуждают, сбившись в кучу,
Небесные тела.
И страшным, страшным креном
К другим каким-нибудь
Неведомым вселенным
Повернут Млечный Путь.
В пространствах беспредельных
Горят материки.
В подвалах и котельных
Не спят истопники.
В Париже из-под крыши
Венера или Марс
Глядят, какой в афише
Объявлен новый фарс.
Кому-нибудь не спится
В прекрасном далеке
На крытом черепицей
Старинном чердаке.
Он смотрит на планету,
Как будто небосвод
Относится к предмету
Его ночных забот.
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.
Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну, –
Ты – вечности заложник
У времени в плену.
К оглавлению
Виктор Василенко
Звезда и ветер
О синяя кромка льда
на самой синей вершине!
Во льду замёрзла звезда,
упала в его пустыню.
Упала, гремя, на лёд.
Она не знала про зимы.
И ветер над нею поёт
о муке неповторимой.
Он встрече нежданной рад,
её полонённый взглядом.
А звезда хотела б назад
вернуться к жгучим Плеядам!
К оглавлению
Созвездья
Наступает час ночлега,
и нездешний свет разлит.
Едет звёздная телега,
не гремит и не стучит.
По увалам и нагорьям,
где в молчанье я стою,
по пустынным плоскогорьям
в неизведанном краю.
Я за ней слежу глазами,
пусть не всё понятно мне,
но готовлюсь я стихами
ночь восславить в вышине.
Звёзды заняли полнеба,
строясь молча в три ряда.
Я на той дороге не был
и не ездил никогда.
Едет звёздная телега,
не гремит и не стучит,
наступает час ночлега,
и нездешний свет разлит.
К оглавлению
Николай Тряпкин
Песня о красных звездоходах
Буревестники летят!
Буревестники летят!
Эй, по звёздам по высоким
Буревестники!
Догоняют корабли
Свет Венеры и Земли.
Над кострами Водолея
Буревестники.
Ты под крыльями ветрил
Чьё-то солнце переплыл…
По зенитам, по орбитам
Буревестники летят!
За неведомые своды,
В неизвестны восходы
Улетают звездоходы –
Все под красною звездой.
Улетают звездоходы
За несчитанные годы…
Склянки вечности играют
Над моею головой.
Склянки вечности играют,
Стрелки звёздные горят.
Над мирами, над веками
Буревестники летят.
Над мирами, над веками
Только ночь да пустырь,
Эй, разведчики Вселенной,
Буревестники!
Уступает нам дорогу
Злая мышь нетопырь,
Все полуночные тени
Разбегаются.
Жаворонки летят,
В колокольчики звенят.
Серебристый лучик света –
В синем ларчике.
1957
К оглавлению
***
Уже не густы листопады,
И заржавели их цвета.
И вот на мглистые левады
Дохнула стужей высота.
И где-то в тучах, с перелёта,
Гусиный рог заговорил.
И леса медные ворота
Не сам ли космос отворил?
Какие грустные погромы!
Где этих просек пестрота?
Глядится в чёрные проёмы
Не та ли злая пустота?
Гремите, гусьи перелёты!
А мы – над грудой звёздных карт.
И наши млечные пилоты
Ушли дозорными на старт.
И мы стоим в предвечном круге
Перед лицом твоим, Январь,
И стережём очаг подруги,
И нашу зыбь, и нашу ярь…
Летите, серые, летите!
Земля летит. Мы все летим –
Туда, туда, по той орбите –
К заветным пристаням своим.
И что мы значим в звёздном свете!
Куда нас вечность позвала?..
Пускай ответят наши дети,
Смеясь у нашего тепла.
1961
К оглавлению
Юрий Левитанский
***
Древнее,
неразгаданное пространство
смотрит на землю
холодно и бесстрастно.
В тёмных глубинах
маленькой светлой точки
спутник сейчас проходит
орбитой точной.
Чтоб заглянуть
в безвестные те высоты,
ни к чему ни двадцатый этаж,
ни сотый.
Лучик зелёный,
парящий в туманных сферах,
виден отчётливо
в этих осенних скверах,
где под грибком раскрашенным
из фанеры
утром играют в шашки
пенсионеры,
где возле булочной
пахнет горячей сдобой –
здесь, на земле этой будничной,
строгой и доброй.
А помню ещё –
за звёздным его полетом
я наблюдал и в поле однажды
летом.
И был он так ясен
в поле
под чёрным небом,
в поле,
где сладко пахло
печёным хлебом,
где и доселе
тёмные
эти дали
всё ещё что-то помнили
о Дедале,
смутное что-то, тёмное
об Икаре,
что-то о божьем гневе,
о божьей каре.
Там, над обрывом,
тополи шелестели,
словно бы крылья
в небо взлететь хотели,
словно бы крылья
в небо взлететь пытались,
путались,
расплетались,
переплетались,
и за ночным овином,
за старой ригой,
где-то за дальним лугом,
над тёмным логом
всё раздавалось:
прыгай, Иване, прыгай!
Всё шелестело:
с богом, Иване, с богом!
К оглавлению
Бип-бип
Я сказал «бип-бип», и вы уже поняли,
что я имею в виду.
Ракеты в небо ночное подняли
маленькую звезду.
А чужая планета, как шарик, вертится,
мигает вдали, зовёт.
С детства хочется,
с детства верится:
кто-нибудь там живёт.
Это свойственный человечеству,
нашей крови земной,
с дней колыбели – страх одиночества,
только масштаб иной.
И я швыряю гудящим мячиком
в полночные небеса.
И он там бредёт одиноким мальчиком
сквозь сумрачные леса.
Он пробирается чёрной чащею,
чёрную мнёт траву
И в чащу, в её темноту молчащую,
громко кричит: «Ау!»
А тьма кромешная всё не кончится.
А лес-то непроходим.
А мы не верим, а нам не хочется –
одиночества не хотим.
В звезду оранжевую и в зеленую,
вглядываясь, зову.
Как маленький мальчик, на всю Вселенную,
громко кричу: «Ау!»
К оглавлению
Владимир Костров
Ракета
Ух ты, воздух какой тревожный,
Даже ноздри дрожат в напряженье!
Я, как ветер, сейчас в осторожном,
Шелестящем,
Шуршащем движенье.
Я сейчас, словно бабье лето,
Очень ласковый
И небритый.
Под горящей свечой ракеты
Я пишу не «с позиции силы»,
А с позиции красоты –
До чего же она красива,
Покорительница высоты!
Завершенность стремительных линий
И русалочья синь металла –
Ты, ракета, совсем как Россия,
Для рывка великого встала.
Пусть в косоворотой рубахе
Я косой не свистел по хлебу.
Я, потомок вятского пахаря,
Ныне еду распахивать небо!
1959
К оглавлению
Безбрежность
Крик первых спутников
был трогательно тонок.
Так среди звёздной молодой крупы
проклюнулась планета,
как цыплёнок,
из голубой воздушной скорлупы.
Как высоко Россию вознесло!
Жестокою космическую ночью
я знаю, как безумно тяжело,
защитную покинуть оболочку
и за черту привычную шагнуть,
встречая грудью бездну, жар и стужу, –
как перед незнакомцем распахнуть
ранимую и трепетную душу.
На рубеже космического века
соединились, временность круша,
мятежное сознанье человека
и космоса безбрежная душа!
А звёзд неодолимое сиянье
опять слепит глаза земных детей.
Всё дальше и опасней расстоянья,
а люди нам всё ближе и родней.
1965
К оглавлению
Владимир Солоухин
Звезда
Звезда упала – загадай желанье!
Звезда упала… Звёздные дожди…
Звезда упала?
Прямо наказанье
С таким народом.
Слушай, подожди,
Ты что, не знаешь? Это ж метеоры –
Куски железа мечутся в ночи.
А звезды те далёко,
И не скоро
К нам долетают звёздные лучи.
Когда б звезда действительно упала,
Вернее, мы б упали на звезду –
Песчинкой бы упали самой малой,
Как, скажем, вишня падает в саду,
Конечно, всё сгорело бы мгновенно!
В один момент не стало бы Земли!
Мы отнимаем тайны у Вселенной,
Уж мчатся к звёздам наши корабли,
А ты, как будто грамоты не зная,
Твердишь:
Звезда упала…
Звездопад…
Молчала бездна, звёздами пылая,
Деревья спали около оград.
Молчала ночь, и слово прорастало,
И шла любовь, как если бы беда…
И в этот миг
С небес
Звезда упала.
Звезда упала.
Слышишь ты?
Звезда!
К оглавлению
Мерцают созвездья
Мерцают созвездья в космической мгле,
Заманчиво светят и ясно,
Но люди привыкли жить на земле,
И эта привычка прекрасна.
Космос как море, но берег – Земля,
Равнины её и откосы.
Что значит земля для людей с корабля,
Вам охотно расскажут матросы.
О море мечтают в тавернах они,
Как узники, ищут свободы.
Но всё же на море проходят лишь дни,
А берегу отданы годы.
Я тоже хотел бы на борт корабля,
Созвездия дальние манят.
Но пусть меня ждёт дорогая земля,
Она никогда не обманет.
К оглавлению
Николай Асеев
Звёздные стихи
Послушайте!
Ведь, если звёзды зажигают –
Значит – это кому-нибудь нужно?
В. Маяковский «Послушайте!»
Заявка
В преддверье межпланетных путешествий,
когда ракеты рвутся напролом,
не стыдно ль нам, как курам на нашесте,
сидеть, прикрывши голову крылом?
Земного притяжения уздою
прикручены к полям, к лесам, к горам,
таинственную встречу со звездою
мы представляем только по стихам.
Небо
Над вечности высотою,
рассыпанная по безднам,
звезда говорит со звездою
на языке небесном.
В теченье бессонных часов,
в великом безмолвии мира,
мне слышится хор голосов:
то – Вега, то – Дева, то – Лира.
К бесчисленным миллионам
прислушиваться я усиливаюсь:
о чём говорит с Орионом
вовсю рассверкавшийся Сириус?
И Млечный рассеянный Путь,
подобием барсовых пятен
пестрящий небесную грудь,
мне явен и ясно понятен…
Но если беседуют звёзды со мною,
то, значит, я что-нибудь стою
с моей небольшою земною
мерцающею звездою!
Наблюдение
На утреннем свете,
когда только чуть рассветало,
как рыба, попавшая в сети,
звезда трепетала.
Небесное тело,
одна, в беспредельности неба,
она не хотела
померкнуть бесследно и слепо.
И мы порешили, что сами,
взлетев над воздушным порогом,
её небесами
помчим по безвестным дорогам.
Полёт
Нас мчало, и мчало, и мчало
со скоростью неизменной –
к началу начала,
в дыханье плывущей Вселенной.
Мы плыли, и плыли, и плыли,
ракетой несомы,
в пределах космической пыли,
собой невесомы.
И вдруг показали приборы,
звонки зазвенели,
что скоро, что скоро
мы будем у цели.
Тогда мы пошли на сниженье,
как будто свалившись с вершины,
замедлив движенье
могучей разумной машины…
Затем мы сошли на планету,
не нашу, иную,
совсем не такую, не эту,
ничуть не земную.
Сошли не на грунт, не на почву,
не в воздух, не в воду:
на не ощутимое точно
и нам непривычное сроду.
Земным именам не коснуться
таких неземных впечатлений;
казалось бы, можно проснуться,
но материализуются тени.
То горы… Но это не горы!
И тучи… Но нет же, не тучи!
То люди иль метеоры
медлительно движутся с кручи?!
Шестое? Девятое чувство?
Двенадцатое? Не запомнишь!
Подай же нам руку, искусство,
Приди к нам скорее на помощь.
И очень пришлось бы нам туго,
Замглила б навеки нас млечность,
когда б мы не встретили друга,
ушедшего ранее в вечность.
1958-1959
К оглавлению
Стоило жить!
Мы дожили до этого!
Стоило, стоило жить!
Ждать, надеяться, думать, трудиться, стараться,
Чтобы первый из нас
Мог отважный путь
проложить
Сквозь космическое пространство.
В эту область беззвездья, беззвучья,
таинственной тьмы
Он вознёсся впервые
Полётом неслыханной славы.
Одинокий. Единственный. Нет, не один:
С ним и мы,
Мы – родные народы
Великой Советской державы.
В неразведанный мир, на невероятную высь
Поднялся он, и мир ему будет века благодарен.
Поднялся он, и мы с ним душой
Заодно поднялись,
Заодно!
Душа в душу с тобою, товарищ Гагарин!
1961
К оглавлению
Тексты приводятся по книге «
Байконур – Вселенная: Стихи» (М.: Современник, 1987).
Подборку прислала Екатерина Смирнова
Работы по теме:
