"Тебя хочет видеть уродливое существо", - пропищал неживой помощник чужаков и укатился. Уродливое! Сам-то, будто выходец из Половинных миров. Бессмертное тельце, искряная душа.
Я бы не поверил, не будь он устройством. Меня искать? Здесь? Да ведь ещё добраться нужно через перевалы...
Я был в огромном зале для игр. Тут пришельцы летают наперегонки под потолком, окованные металлическими ободьями, либо просто бегают внизу, перебрасываясь огненными плотными шарами. Шары как будто жгут им руки: игроки швыряют их друг другу, и летучие штуки отскакивают от стен и каменного гладкого пола с резким звуком. А я вот спокойно могу их трогать - на ощупь они пупырчатые и вовсе не кажутся полными жара. Сейчас тихо лежат себе в углу, рядом с другими забавами. Я тут всё прибрал, сложил, полы блестят влагой. Можно, конечно, пойти и узнать...
Оно стояло за перегородкой, острые суставчики ножек торчали из снега. На нём был полудённый свет, и тёмные одежды колом, и четыре глазка сверкали ярче дневной звезды. Оно направило три из них на меня, а четвёртым пялилось на охранявшего вход боттано. Страж шевелил челюстями, кривил рот, но ему нельзя было двигаться. И сказать он ничего не смел. Порядок! Я положил руки на перегородку и наклонился, чтобы получше рассмотреть. Дело в том, что когда-то...
Даже и сейчас, видя перед собой куразья, - я был уверен, что наяву это впервые. И раньше страшный охотник приходил ко мне, но это вроде было в видении, на границе моего тёплого дома, где меня не могли защитить старшие и средние. Я тогда был младшим.
Сейчас бы меня тоже никто не защитил. Уж никак не охранник, стынущий в доспехах. Я нагнулся и проскользнул под перегородку. Снег под куразья таял, оно спотыкалось, поспешая за мной.
Мы отошли недалеко. Чудище покопалось в своих полотняных панцирях и раскрыло трёхпалую ладонь с каменными коготками. Я отодвинулся. Всякому изестно, - то есть, мне уж наверняка было когда-то известно, что от прикосновения куразья может отняться рука или нога. В щебнястой ладошке каталось что-то - капля светлой воды, комок снега... оно было округлое и казалось ярким.
- Тебя, - это значило, надо полагать: "Твоё". То куразья, которое я видел давным давно, тоже так изъяснялось. Неправильными словами, загадками и недомолвками. Однако я тогда отлично понял, чего оно от меня хотело, теперь же - не мог. И вспоминал всё отчётливее давние правила (старшие никогда, ни за что бы их не признали): про то, что нельзя допускать их коснуться тебя, и ещё - про то, что у них ничего нельзя брать, наоборот, нужно отдать что-нибудь. Пока они не попросили, потому что если попросят - тогда уже будет не отвертеться, а если упираться, то они сами что-нибудь заберут, да ещё и что послаще: какое-нибудь умение, особенно новое. Или знание, пусть маленькое, пусть в заусенец ценою, - тем и живут. Воры и обманщики, злые гости. Но что я ему отдал в ту встречу? Вот это, что переливается у меня перед глазом? Что ж это?
Я осторожно и оторопело молчал. Куразья свело глазки в пучок и сказало скрипуче:
- Хогны. Раз-два-три-тридцать два. Да. Про запас.
Тридцать два хогна про запас. Великие мученики... сколько всяких знаний накоплено, и плачено отнюдь не заусенцами, а как совладать с чудищем величиной с огненный шар для игры - не знаю. И ведь не прогонишь его. Страшно. Сдаваясь, я повторил за ним странное слово.
- Да. Хогны и хогны назад отданы. Понял: назад?
Понял? Назад?
- Уходи, куразья. Ничего я у тебя не возьму. Не обманешь.
- Не обману, - согласилось чудище. - Обменяю. Эти спят, а живые нужны. Мно-ого. Не только здесь, все отдаём-меняем.
- Нет уж. Да я и не знаю, что это. Возьми вот и уходи.
Я думал отдать ему что-нибудь из того, что вечно как бы само по себе оказывается под рукой. Что-нибудь из ежедневных фишек в головоломке ненужных вещей. Однако оно отказалось! Оно хотело другого! И спасти меня некому.
- Ну, тогда возьми...
- Их возьму! - почти вскричало оно. - Сам отдал, сам возьми, понял? Чужие не возьмут, тебе только, твои они, самые хорошие, сколько собирать! Если не возьмёшь, просто так пропадут, и куразья пропадут, и другое всё почём зря!
Положим, до куразья мне дела не было - жил я без них годы и годы, да и не чувствовал - есть ли, нет ли... А вот всё другое... обманщики они и воры... годы и годы...
Тут-то я и вспомнил.
Я тогда, будучи не смышлён, откупился от четырёхглазого страха временем. Своим собственным временем! Маленькой часточкой, в которую утренний лучик передвигал стрелку на звёздных часах в новый день, этим волшебным междучасьем!
Так вот оно что! Почему бы ему не сверкать в воровской ладошке?
Да, но что ж я с ним делать буду? Их там тридцать два хогна, но для меня всё равно, что вечность: тысяча или сто тысяч мгновений, и каждое - как остывшая камнем вода здесь, на высотах. Они там, наверное, поют, звенят, им тесно, но мне-то они на что?
- Выпустишь, - сказало куразья, наклоняя ладонь. - Будут опять наши, но живые...
Время падало, и до мокрого снега оставалось ему всего ничего, но я успел подхватить.
Самые хорошие, сказало оно.
Их было всего на глоток, и они вознесли меня, наполнили и вернули. Первым делом я воскресил врагов. Потом собрал всё, до какого мог дотянуться, знание - и просветил тех, до кого мог дотянуться. Я послал душевный привет каждой отчуждённой в пользу знания части своего тела, и от всех от них принял уверения в добром здравии и почтении. Белое волшебство пришельцев сошло с портрета, расправило струи, одевающие его, и заглянуло в меня сияющим взглядом. Напоследок, расставаясь с сиянием, я всё-таки услышал плач - горше всего на свете обо мне, недостойном, печалились вечно Плачущие Водопады.
Дневная звезда стояла всё там же, над той же серой башней. И сияние было просто светом. Снег подо мною смёрзся. Я выпростал ноги, выровнялся, и понял, что за это знание ничем, кроме печали, платить не пришлось. Но помнить, как звучали на самом краю слуха голоса Водопадов... лучше уж чего-нибудь лишиться! Так размышляя, разжал я руку, - и вот!
Я бы мог их слышать вечно. Они всё ещё были со мной. От сокровища куразья, от собрания моих междучасий осталась крохотная сверкающая искра, неделящийся остаток.
Я не стал размышлять об этом. Пусть уж, как есть, - четырёхглазым и того хватит. Я прошёл назад мимо стража: то ли он видел, то ли нет, но в рукаве я пронёс самую дивную и нелепую драгоценность - никому не нужные сколько-то там хогнов. Про запас.
Не то, чтобы этого никогда не могло быть, или не могло быть здесь, или когда-то...
Биопанк – это особый раздел фантастической литературы и кинематогрофа, тематика которого очень популярна сегодня. читать »
07.12.2009 ФАНТАСТИЧЕСКИЙ СКАЗОЧНИК
Игорь Всеволодович Можейко, московский писатель-фантаст, родился 18 октября 1934 года. Доктор исторических наук Института Востоковедения публиковал свои фантастические рассказы под именем Кирилла Булычева читать »
Портал фэнтези
Цитадель Олмера - крупнейший фэнтези-портал
Событие
Продлён прием работ на конкурс фантастических произведений Аэлита-2009!
Последний срок приёма произведений - 1 ноября 2009 года!!!
Книжная полка
Рэй Брэдбери: Из праха восставшие
Роман, писавшийся более полувека - с 1945 года до 2000-го - от одной символической даты до другой.
Роман, развившийся из рассказов "Апрельское колдовство", "Дядюшка Эйнар" и "Странница", на которых выросло не одно поколение советских, а потом и российских читателей. Роман, у истоков которого стоял знаменитый художник Чарли Аддамс - творец "Семейки Аддамсов".
И семейка Эллиотов, герои "Из праха восставших", ничуть не уступает Аддамсам. В предлагаемой вашему вниманию семейной хронике переплетаются истории графа Дракулы и египетской мумии, мыши, прошедшей полмира, и призрака "Восточного экспресса", четырех развоплощенных кузенов и Фивейского голоса…
