- Вы позволите? - ко мне подошел мужчина с фотоаппаратом на шее и чашкой кофе в руке. Он был изрядно бородат, патлат (длинные, тронутые сединой волосы, собраны сзади в жидкий хвост), и смотрел на меня сквозь очки в старой, треснутой оправе. Невнятного, вероятно когда-то рыжего, цвета футболка в сочетании с вытертыми джинсами и дырявыми кедами делали его похожим на хиппи. Да он и был хиппи, если не по принадлежности к тусовке, то уж по духу-то наверняка.
Я огляделся. С десяток столиков вокруг пустовало, но хиппующее привидение нависло надо мной, явно претендуя на часть моего жизненного пространства.
- Пожалуйста. - Я пожал плечами и кивнул на стул напротив. - Присаживайтесь.
- Спасибо. - Ответило привидение, но осталось стоять.
Я отхлебнул пива (оно уже стало теплым и пахло мочой) и посмотрел на него.
- Садитесь!
- Простите, - смутился хиппарь. - могу я попросить вас пересесть?
Я чуть не подавился пивом.
Хиппи смутился, и затараторил.
- Понимаете, вы сидите на очень удобном месте. Как раз с вашего стула открывается прекрасный вид. Вы посмотрите! - Он судорожно поставил чашку с кофе на стол, так что ложечка упала с блюдца, и протянул мне фотоаппарат. - Вот! Посмотрите.
- Куда?
- Да вот же! - Он присел рядом со мной на корточки, и неестественно изогнулся, чтобы видеть фотоаппарат из-за моего плеча. - Вот. Левее. Еще чуть-чуть. Видите?
- Ничего не вижу. - Признался я.
- Да вот же! Вот же!
И я увидел. Объектив фотоаппарата обрезал все лишнее, выхватив из окружающего мира фигуру девушки. За кадром остался ее многословный спутник, активно артикулирующий в телефонную трубку; официант, лениво прохаживающийся мимо столиков; телевизор, на экране которого, в замедленном повторе мяч влетал в сетку чьих-то ворот. Даже звук словно бы уменьшился, приглушился.
Девушка сидела, поставив локти на стол. Одной рукой она подпирала голову, тремя пальцами другой - держала за тонкую ножку бокал с красным вином. В вине тонуло солнце. Бокал налился рубиновым цветом, расплескивая блики по белой скатерти. Лица девушки не было видно против солнца: только силуэт - тонкий, трогательно хрупкий. Пряди волос завивались небрежными кольцами, пушились на концах, ловя рубиновый цвет в невесомую паутину.
Я посторонился, пуская хвостатого фотографа на свое место. Тот засуетился, защелкал затвором - то отклоняясь, рискуя завалиться на пол вместе со стулом, то наоборот вытягиваясь вперед и нависая над столом.
Спутник девушки закончил разговаривать по мобильнику, зло бросил что-то официанту, отсчитал деньги, снял со спинки стула пиджак, и пара ушла. На столе остался бокал, в котором утонуло солнце.
Мы шли по набережной. Пожилая матрона Нева неспешно влекла свои воды нам навстречу. Иногда налетал озорной ветерок, и словно надсмехаясь над деланной серьезностью давней подруги, рассыпал по поверхности воды серебристую, веселую рябь.
- Ракурс. - Говорил Виктор. Когда девушка ушла мы разговорились, и он взялся проводить меня до Московского вокзала. - Все дело в ракурсе. Мы не умеем видеть. Смотреть - да. А видеть - никак. В обыденных вещах можно разглядеть много того, что мы не привыкли замечать. И наоборот - то что представляется нам красивым, может вдруг обернуться совсем другой стороной. Ракурс. И кадрирование. Убрать все лишнее, взглянуть с правильной стороны. Найти композицию. И черное увидится белым, а белое - черным. Большое станет маленьким, а маленькое - большим. Так всегда.
- Ты наверное профи в этом деле? - спросил я. Виктор замотал головой.
- Не, я вообще нефтяник. Буровик. Это, - он кивнул на фотоаппарат. - хобби. Я всегда хожу с фотоаппаратом. Помогает смотреть. Будь моя воля - я бы всех обязал смотреть на мир через объектив. Только тогда можно хоть что-то увидеть. Что-то узнать. Жизнь - слишком быстрая штука. Поток событий, много ненужных деталей - нет возможности остановиться на главном, отбросив шелуху. Ракурс. И кадрирование.
- И что же такого особенного ты увидел через свой объектив?
- Ну, например, - сказал Виктор, вдруг сделавшись совершенно серьезным, - что на свете есть планета, где все люди ходят на головах. Она совсем не похожа на Землю.
Наверное я имел очень глупый вид, потому что он вдруг расхохотался.
- Да шучу, я, шучу! Ну ты даешь, чувак! Купился?
Я тоже засмеялся.
- Ладно, вот метро. Чернышевская. Тебе здесь десять минут пешком, а я почесал в аэропорт. Еду на вахту.
- Что, прямо так? Где твои вещи?
Он погладил свой фотоаппарат.
- У меня все с собой.
- Фотки пришлешь? - Я пожал ему руку.
- Извини старик. - Он раскрыл фотоаппарат. - Ничего не выйдет. В другой раз. Вернусь через месяц - позвони. Сфотографирую тебя по-настоящему. Бывай. И помни: главное - ракурс. И кадрирование.
Он махнул рукой и слился с толпой входящей в метро.
В фотоаппарате не было пленки.
Через три недели на вышке, где работал Виктор, случился пожар - такое иногда бывает. Загорелся резервуар с нефтью. Виктор как раз стоял рядом - он нашел отличный ракурс для снимка. Его придавило железной балкой.
Такая фигня.
- А про что еще там будет? Про любовь будет? - сын сел рядом и уставился в монитор.
- Про любовь? Конечно. На самом деле все книги - про любовь.
С каждым налетом в просторном, похожем на спортивный зал, подвале, собиралось все меньше и меньше народу. Лампы по стенам подвала горели тускло, в полнакала, то и дело угасая, и медленно разгораясь вновь. Электричества в доме давно не было, подвал освещался от аварийного генератора.
Мальчик сидел накрывшись с головой подушкой и смотрел кино. Там, на планете так не похожей на Землю, не было войн. Там все люди ходили на головах.
Мальчик крепко держал маму за руку.
Рядом с мамой и мальчиком, притулился на полу старичок доктор. Ему было семьдесят лет. Два дня назад на фронте погиб его сын. Сыну было тридцать семь. Такая фигня. До войны его сын был психоаналитиком.
- Что там слышно? - Спрашивали у доктора. - Как там?
Доктор работал в госпитале, в двух кварталах от дома. Туда привозили раненых с фронта. Вообще-то старик был онкологом, но - война есть война. Он переквалифицировался в хирурга.
- Как там наши? Дают жару?
Старик молчал. Ему нечего было отвечать. Раненых было немного. Враги применяли современное, гуманное, высокоточное оружие. От такого оружия случается совсем немного раненых.
- Ну что там? Что же?
Старик молчал. Он поправил одеяло, на котором сидел, лег, закинув руки за голову и закрыл глаза. Глаза у него были красные, в углах век скопился гной. Старик страдал коньюктивитом.
На улице шел дождь. Из черных, с лиловой кромкой, туч сыпались тяжелые капли и маленькие хвостатые бомбочки.
- Чертов мир! - сказал старик, не открывая глаз. - Эта планета - как раковая опухоль на теле вселенной. - Он усмехнулся. - Но ничего, мы ее быстро - того. Недолго уже осталось.
Старик повернулся на бок и заснул.
На следующий день в госпиталь, где работал старик попала бомба. На месте госпиталя осталась большая куча мусора. Величиной с дом. И совсем не осталось раненых.
Девять знаков после запятой. Все относительно. Молекула в сравнении с человеком. Человек в масштабах вселенной. Что меньше? Главное - ракурс. Такая фигня.
Ложитесь на кушетку. - Говорил психоаналитик и включал тихую музыку. - Расскажите мне...
И Кэт рассказывала.
- Слушай, Андрюх, ты же без пяти минут доктор. Может не надо? Ну на фига? Перетопчемся как-нибудь.
- Хрена! - Андрей закурил и налил себе еще стопку. - Ребенку нужно нормально жрать, писать в нормальные подгузники, и жить, черт возьми, в нормальной квартире! А не в этом гадюшнике! - Последнюю фразу он прокричал нарочито громко. Соседка на кухне загромыхала в ответ сковородками.
- Месяц без тебя. Как же я... мы?
- Фигня. Прорвемся. Зато буду получать нормальные бабки. И потом - месяц в жопе, но потом - месяц дома. Свободный.
- А как же наука?
Андрей сделал большую затяжку, опрокинул стопку. Поморщился, занюхал куском хлеба.
- Наука... Нафига? За эти гроши?
- Твои нанотехнологии? Твои работы? Ты же четыре года над ними квохчешь как курица.
- Слушай, Кэт, ну о чем ты? Какие к черту технологии. Чтобы угробить этот мир, нам ни к чему нанотехнологии. - Андрей усмехнулся. - Мы и так справимся. Они. Без меня. - Он налил себе еще. - Границы познания определяются лишь границами воображения! Ха! Жаль только, что воображение у нас скудное и направлено в одну сторону. Суперкомпьютеры! Ясное дело, что они будут считать, эти суперкомпьютеры. Наноботы! Ха! Ноги на голове. Хрена! Пуленепробиваемые лбы - вот что будут делать эти наноботы. Взять бы мозги некторых наших деятелей, и запихнуть в коробку из-под конфет. Вот это был бы прогресс!
- Месяц без тебя... - Кэт посмотрела на фотографию карапуза, стоящую в рамке на холодильнике. - Это очень долго.
- Фигня. - Андрей встал и обнял жену. - Прорвемся. Я всегда буду рядом. Даже там. И потом, есть ведь почта. Я буду писать каждый день. И ты пиши. Мы всегда будем вместе.
"Здравствуй, любимый! Я так скучаю! Еще один день без тебя... Их прошло уже пятьсот шестьдесят два.
В городе страшно. Неспокойно. Говорят, скоро может начаться война.
Я пошла работать в магазин, что находится в соседнем доме. Помнишь, "Гурман"? Вот туда. На всякий случай - поближе к продуктам.
Мишка вырос совсем большой. Купили ему ранец - через две недели он пойдет в первый класс. Говорят, теперь уже нет школьных линеек. Какая жалость! Впрочем, какие линейки, если война? И какая школа.
Сосед, дядя Витя, сегодня обозвал меня сумасшедшей. Кто-то растрезвонил по дому, что я пишу тебе письма. Сами они сумасшедшие.
Я скучаю по тебе..."
"Привет, я уехал, вернусь в следующий понедельник".
Просторный, похожий на спортивный зал, подвал тряхнуло. С потолка посыпалась штукатурка, по одной из стен побежала тонкая трещина. Лампочки мигнули, и погасли совсем. Стало темно и тихо.
Какое-то мгновение висела тишина. И вдруг взорвалась многоголосым криком.
Началась паника. Люди метались в каменной ловушке, натыкаясь на стены, падая, опрокидывая друг друга, пихаясь ногами и руками, вставая и снова падая.
Маленький мальчик сидел в углу накрыв голову подушкой и крепко держал маму за руку.
У кого-то нашлись спички - неясный свет чуть разогнал темноту. Подожгли чье-то одеяло - света стало больше. Толстая, железная дверь подвала погнулась - снаружи на нее навалилось что-то большое и тяжелое. Похоже, от повреждения заклинило замок.
Если бы мальчик оказался снаружи, он бы увидел, что их с мамой дом превратился в большую кучу мусора.
Какое-то время люди кричали, звали на помощь, пытались ломать дверь, сжигали одно за другим одеяла...
Потом кто-то сказал, что с улицы все равно ничего не слышно. Кто-то другой сказал, что не надо жечь одеяла - надо беречь кислород. Еще кто-то сказал что всем лучше лечь и не суетиться, так будет уходить меньше воздуха.
Все легли на пол и замолчали.
Мальчик снял с головы подушку и прижался к маме.
- Мама! - Прошептал он ей на ухо. - Я видел папу! Он там, на той планете, где все люди ходят на головах!
- Да, Мишенька. - Ответила мама. - Да.
- Здравствуй, любимый! - Шептала про себя мама мальчика. - Еще один день без тебя... Их прошло уже тысяча и один. Как в той книге. Помнишь, ты говорил, что мы всегда будем вместе? Помнишь? Скоро мы встретимся... Скажи, это очень трудно - ходить на голове?
Она помолчала, и ответила сама себе.
- Привет, я уехал...
Моему сыну нет еще и полутора. Все что он может сказать это "мама", "папа", "дай" и еще два десятка слов, которые не понимает никто, кроме него и моей жены. Но он вырастет. Пройдет совсем немного времени и он спросит:
- Папа, про что ты пишешь?
- Я пишу про выдуманную планету, сынок. Она совсем не похожа на Землю. Люди там ходят на головах.
- На головах? Какая глупая планета.
Мы, старые, мудрые совы, сидим здесь, в зарослях, и выслеживаем одинокие жертвы. Сейчас начнем пичкать тебя своей мудростью, накопленной, подобно яду у змеи, за время ожидания.
Биопанк – это особый раздел фантастической литературы и кинематогрофа, тематика которого очень популярна сегодня. читать »
07.12.2009 ФАНТАСТИЧЕСКИЙ СКАЗОЧНИК
Игорь Всеволодович Можейко, московский писатель-фантаст, родился 18 октября 1934 года. Доктор исторических наук Института Востоковедения публиковал свои фантастические рассказы под именем Кирилла Булычева читать »
Портал фэнтези
Цитадель Олмера - крупнейший фэнтези-портал
Событие
Продлён прием работ на конкурс фантастических произведений Аэлита-2009!
Последний срок приёма произведений - 1 ноября 2009 года!!!
Книжная полка
Рэй Брэдбери: Из праха восставшие
Роман, писавшийся более полувека - с 1945 года до 2000-го - от одной символической даты до другой.
Роман, развившийся из рассказов "Апрельское колдовство", "Дядюшка Эйнар" и "Странница", на которых выросло не одно поколение советских, а потом и российских читателей. Роман, у истоков которого стоял знаменитый художник Чарли Аддамс - творец "Семейки Аддамсов".
И семейка Эллиотов, герои "Из праха восставших", ничуть не уступает Аддамсам. В предлагаемой вашему вниманию семейной хронике переплетаются истории графа Дракулы и египетской мумии, мыши, прошедшей полмира, и призрака "Восточного экспресса", четырех развоплощенных кузенов и Фивейского голоса…