Луна-Луна, цветы-цветы...
Автор: Участник_18 ()
Дата публикации: 09/09/2004
Категория: Совершенный разум
Версия для печати
Джунгли Центральной Африки, ночь, луна в полнеба. Маленькие человечки в набед-ренных повязках с барабанами, копьями, факелами и другими атрибутами большой охо-ты преследуют слона.
Слон убегает, то и дело оборачиваясь через правое плечо на погоню — не отстают ли? — подхихикивает, показывает хоботом fuck, и трубит что-то из репертуара Gorillaz.
Один из пигмеев вырывается далеко вперёд, буквально наступая слону на пятки — впереди уже мелькает серая туша, нужно только пустить стрелу…Что такое?
Пигмей стоит посреди огромной поляны, ноздри его ясно чуют присутствие зверя, но след обрывается прямо перед ногами охотника. Не мог же слон взлететь?..
Внимание пигмея привлекает сдавленное хихиканье сверху. Охотник задирает голову и видит, что прямо над ним, уцепившись за лиану хоботом, висит слон. Человек откры-вает рот. Слон хихикает ещё разок, отпускает хобот, и пигмей, не успев произнести «ой», исчезает под огромным телом.
Тотчас толстый шутник вскакивает и щупает пульс у бесчувственного тела. Кива-ет — жить будет, и собирается убежать, как на поляну со всех сторон высыпают голые человечки с отравленными стрелами и копьями. В притворном ужасе слон закрывает пе-редними ногами глаза и опрометью кидается прочь.
В зад ему впиваются смертоносные снаряды. Слон исполняет танец умирающего лебедя и падает к ногам победителей. Вид умирающего слона настолько поражает пиг-меев, что они тут же устраивают ему пышные похороны и выставляют почётный ка-раул возле тела. Луна сменяет луну, караул меняется каждые двенадцать часов, тело слона лежит нетленно посреди поляны, и время от времени, когда караул засыпает, слон на цыпочках подходит к пигмеям и, подхихикивая, какает им на головы.
Сатанаил всегда выходил к завтраку разодетым в пух и прах, чем вызывал у Михея смешанное чувство восхищения и насмешки. Удивительно, насколько можно обыденное сделать красивым и смешным одновременно. Взять вот Батю: он из завтрака культа не де-лает. Одевается, конечно, но чтобы шнурки там погладить, или галстук от Армани каким-нибудь вычурным узлом завязать — такого за Господом не водилось. Тапочки вон стоп-танные, хотя и крепкие ещё, да и весь прикид у Бати слегка траченный. Но лишь слегка, чтобы видно было — вещь в деле была, но прослужит хозяину, сколько понадобится.
Миха подозревал, что каждая вещь понадобится Бате как минимум на вечность.
Сам Михей за стол садился в том состоянии, в котором его заставало время завтрака, но чаще — как сейчас, например, — в одних трусах, лохматым и заспанным.
— Утро доброе, Папик, — Сатанаил сел одесную от Господа, поморщился на помятого и неумытого Михея и приступил к трапезе. — Как работалось?
Батя улыбнулся в бороду, налил чаю, бросил туда дольку лимона и, похрустывая ва-нильным сухариком, поблагодарил архангела:
— Слава Мне, всё хорошо. Думаю, получилось здорово.
— Посмотреть можно? — элегантно отправив в рот тарталетку, Сатанаил пригубил из фужера золотого анжуйского и посмотрел на Отца.
— Думаю, у тебя будет достаточно времени оценить готовую работу. А сегодня зай-мись подготовкой администраторов.
— Папик, — Сатанаил сделал вид, что обиделся, — у меня всё давным-давно готово.
— Ну ты же знаешь, как можно сделать всё ещё лучше, — невинно улыбнулся Батя. — Пределов совершенству нет, верно?
— О да, — прочувствованно закивал Сатанаил, а потом посмотрел на Михея. — А ты, братец мой, что будешь сегодня делать?
Михей, который во время беседы успел съесть несколько бутербродов с ветчиной, брынзой, зеленью и специями, две тарелки каши, миску мясного салата, несчётное коли-чество сырников, обильно смазанных земляничным джемом, заливая всё это удовольствие горячим шоколадом, примеривался теперь к жареному лососю, но вопрос брата заставил его отвлечься.
— А разве что-то надо? — удивился он.
— Так я и знал, — расхохотался Сатанаил. — Опять будешь превращаться — то в бабоч-ку, то в цветок, ага? Кем ты нынче был?
— Слоном… — покраснел Михей.
— Браво, — Сатанаил закатил глаза.
— Ладно тебе, — раскрыв утреннюю газету, Батя погрузился в чтение, посасывая трубку, источающую умопомрачительный табачный запах. — Никто никого ни к чему не понуждает, захочет — сам найдёт себе занятие.
Михей показал Сатанаилу язык и набросился на рыбу.
Старший пожал плечами, промокнул губы салфеткой, поблагодарил за завтрак и вы-шел из-за стола. Уже в дверях его окликнул Господь.
— Сатанаил, я совсем забыл…
— Слушаю, Папик, — старший был весь внимание.
— Наверное, Мне завтра придётся на некоторое время спуститься… ну, ты понима-ешь? — Господь кивнул куда-то вниз.
Если бы кто-то пытался изваять Понимание, то Сатанаил послужил бы идеальной натурой. Но в то же время взгляд его выражал сомнение.
— Папик, я, конечно, могу чего-то не понимать, однако возникает резонный вопрос — есть ли в этом нужда? Я могу отрегулировать всё и сам…
— Пожалуй, ты прав — отрегулировать и усовершенствовать ты можешь и сам. Мне же надо только посмотреть, ничего не исправляя. Вернусь — поговорим обстоятельнее. Так вот — ты тут пригляди, пока меня не будет, чтобы всё как надо, по распорядку… ну, как ты умеешь.
— Конечно, Папик, всё будет в порядке, — и Сатанаил аккуратно запер за собой дверь.
Едва шаги старшего стихли, Михей штопором вывинтился из-за стола и бросился к себе — одеть что-нибудь немаркое. Выбрав шорты до колена и майку-хаки, он вернулся назад, к столу, живо сметал остатки завтрака: там был торт, варенье, тосты, море чая с ли-моном, колбаса, сало с тмином и конфеты, потом вытер руки об шорты, сказал Бате: «Ну, я побежал,» — и исчез в двери, противоположной той, через которую только что вышел Сатанаил.
И оказался в мастерской Отца.
Напевая под нос «…Батя, как нам справиться с глобальным потепленьем, Батя, как нам справиться с глобальным потепленьем? Покрепче прибивать косяки…», Михей бро-дил мимо подиумов с натюрмортами, мимо станков с холстами: только-только натянуты-ми, загрунтованными, с набросками, закрытыми лессировками, наполовину записанными — последнее время Батя писал сочными мазками, самым большим мастихином, более на-поминающим мастерок каменщика, — и уже законченными полотнами, дышащими и яр-кими; под потолком, на стенах, под ногами в беспорядке висели, лежали, стояли различ-ные движущиеся и неподвижные модели и механизмы, валялись тюбики с красками — пустые, полупустые и ещё не открытые…
В мастерской у Бати было много всего: и кузница, и гончарная, и электромастерская, и химическая лаборатория — Отец постоянно что-то придумывал и тут же стремился во-плотить. Вчера утром, например, Ему пришло в голову из свинца получить золото… чем это закончилось, Михе так и не удалось узнать, но Батя потом целый день посмеивался и довольно потирал руки, будто придумал удачную шутку.
Сатанаил зря упрекал младшего своего брата в безделье: Михей целыми днями ша-тался по мастерской и разглядывал всё то, что Батя рисовал, писал, ваял, монтировал и химичил. Пытаясь понять замысел Господень, Михей мог не отрываясь разглядывать все Его финтифлюшки и прочие закаляки. В понимании младший архангел не преуспел, но зато открыл в себе интересное свойство: если подолгу смотреть на алмаз или куропатку, в конце концов сам становишься алмазом или куропаткой. Это было забавно, очутиться в шкуре того или иного предмета или явления. Многие вещи, на которые Миха смотрел с высоты своего положения, с точки зрения птичьего помёта или гремучей змеи здорово изменялись.
Прикоснуться, а уж тем более попытаться разобраться в устройстве Батиных произ-ведений опытным путём Михею просто не приходило в голову.
Последнее время младший подолгу зависал возле картины с луной. Пару раз он пы-тался стать луной, но быть космическим телом, выключенным из картины, было не инте-ресно. Вся странность заключалась в том, что на картине был пейзаж с луной, так себе — луна-луна, цветы-цветы… но смотреть на неё хотелось до бесконечности. Дело ведь не в луне и не в цветах, так?
Загадка. Величайшая загадка.
Так Михей и простоял перед картиной, поочерёдно становясь то луной, то цветами, то рекой, отражающей лунный свет, то металлическими полосами, уложенными на дере-вянные брусья и тускло поблёскивающими в темноте, пытался даже стать холстом и крас-ками, но результат оставался тем же — ухватить суть изображённого не удавалось.
Не то, чтобы наутро всё изменилось — ничего особенного не произошло. Просто Са-танаил предложил младшенькому прогуляться вместе с ним по саду.
Сад Сатанаил вырастил сам. Миха по совету Бати приходил сюда пару или тройку раз — давно это было, — и не сказать, чтобы тогда Михею понравилось. Но сейчас…
Такого буйства красок и форм в Батиных работах никогда не было. Великолепные чудовища, грациозные и огромные, населяли этот сад. Цветы, насекомые, сама почва — всё казалось апогеем Бытия.
— Вау… — открыл рот Михей.
— Нравится? — скромно поинтересовался Сатанаил.
— Это… это круто и очень клёво, — младший трогал руками гигантские папоротники, совал палец в хищные цветы, щёлкал по хвостам огромных ящеров. — Кайф.
— Не могу не согласиться, — старший архангел хлопнул в ладони.
Тотчас громыхнуло, земля дрогнула… и всё великолепие Сатанаилова сада накры-лось медным тазом… точнее, это был гигантский болид.
Тут уж у Михея слов не нашлось совсем. Вот так враз уничтожить то, что создавал так долго, как же так…
— Ну, братец, ты чего? — Сатанаил участливо положил ладонь на плечо брата. — Пе-реживаешь? Я сделаю новый, ещё лучше прежнего.
— Зачем? — глаза Михея были полны слёз. — Там всё было такое…
— Клёвое, я слышал, — кивнул старший.
— Да нет же, — Миха стряхнул с себя руку Сатанаила. — Там всё было настоящее. Я даже разглядеть ничего не успел… Мне даже потрогать захотелось…
Со скорбным видом Сатанаил прошёлся по умирающему миру.
— Видишь ли, братец… — начал он. — Видишь ли… Ты ведь был в мастерской у Па-пика?
Михей только кивнул, потому что горло у него предательски сжалось.
— Я тоже. И понял там одну простую вещь. Хочешь узнать?
Узнавать ничего не хотелось, но вопрос был, что называется, риторическим.
— Папик не Тот, за Кого Себя выдаёт, — Сатанаил всё ещё скорбел лицом, однако в глазах его полыхало зелёное пламя. — Я понял это в тот момент, когда увидел, что Он не способен завершить работу. Понимаешь, что я хочу сказать?
Михей не понимал.
— Мишенька, друг ты мой, — рассмеялся старший, — до чего же ты простодушный. Подумай как следует: вот ты начал что-то делать, так?
— Ну?..
— А потом?
— Ну?..
— Что — «ну»? Любой процесс имеет начало и конец, понимаешь? Конец — делу венец. А что такое конец?
— Это… ну… конец?
— Да-да, что это?
Михей напрягся и выдал:
— Ну… конец — это конец.
— Блестяще, — похвалил брат. — То есть это отсутствие чего-либо, полная энтропия… не надо задумываться над этим словом. То есть настоящий Творец созидая разрушает. А Папик только созидает, понимаешь?
Миха понимал. Миха всё прекрасно понимал: Сатанаил метил на Батино место. Хо-тя, с другой стороны, какое уж тут место? — места всем хватает.
— И что теперь? — спросил он у старшего.
— Хороший вопрос, — Сатанаил не скупился на похвалы. — Видишь ли, братец… если Папик — ненастоящий, это ещё не значит, что настоящего не бывает, логично?
— А, понял, — расхохотался Михей. — Настоящий — ты.
— Архиправильно, не зря ты архангел. Понимаешь, настоящий Творец — непознаваем, это сверхразум, совершенство, абсолют… Ага? — умчавшийся, казалось, в горние выси взгляд Сатанаила вернулся к Михе.
Тот промычал что-то, что старшего архангела вполне устраивало.
— Мы — венец всему, понимаешь? Мы — совершенство. Мы теперь и есть истинные Творцы.
Михей почувствовал себя крайне неудобно. Ведь он до сей поры ничего не сотворил и не разрушил, может ли он быть совершенным, истинным Творцом?
— Ты меня слышишь? — вывел его из задумчивости старший брат.
— Слышу. А что с Батей?
Сатанаил ещё раз пристально посмотрел Михею в глаза:
— Да, брат, ты совсем не глуп. Папик отработал своё, малыш.
Что-то было не так. В словах Сатанаила крылась какая-то ошибка, если не сказать — обман.
— Я уже со всеми договорился, все понимают, что иначе нас ожидает кризис пере-производства… не надо задумываться над этими словами, — Сатанаил прокашлялся. — Словом, завтра мы с тобой попросим Папика самоустраниться.
— А если Он не захочет? — усомнился Михей.
— В таком случае, более совершенный вид вытесняет менее совершенный.
Миха не совсем понял, кто кого вытесняет, но и без того было понятно, что разговор окончен.
«Ночь, луна и запасной путь», так она называлась. Тоскливо, красиво, и выхода нет. А луну-луну, цветы-цветы — это уже Миха сам выдумал.
Сразу после разговора с Сатанаилом Михей пришёл в мастерскую и уселся напротив Батиной картины.
Почему Батя не совершенен? Почему совершенен Сатанаил? Ведь и вправду, Батины работы не восхищали Михея, он только пытался их понять, тогда как сад у брата получил-ся восхитительным — так и хотелось всё потрогать и изучить. Совершенный сад.
У Бати, наверное, не хуже. Но у Него не получается вот так — ба-бах — и отказаться от того, что сделал. Так или иначе, груз мешает идти вперёд.
Ночь, луна и запасной путь…
Перед тем, как в очередной раз попробовать влезть в эту луну-луну, цветы-цветы, Михей нагнулся, чтобы подобрать папку с зарисовками, случайно оброненными с тумбы, на которой он сидел… и глаза архангела полезли на лоб.
Тысяча акварелей, набросков пейзажа с запасным путём, но были они неправильны-ми. На одной всё пространство было завалено автомобильными покрышками до самого неба, на другой дымили, исторгая ядовитые цветные струи десятки труб, на третьей тьмы людей убивали и калечили друг друга, на четвёртой вообще ничего не было — голая рав-нина с вывороченными рельсами. И всё было более настоящим, чем сад Сатанаила.
— Господи, — заплакал Михей. — Господи, зачем?..
Ночь, луна и запасной путь, с которыми сейчас Миха сравнивал Батины акварель-ки… это нельзя уничтожать. Батя уже всё сделал — Он нарисовал то, что может быть.
И лучше бы этого не было.
Отец вернулся заполночь. Михей как ждал Его в мастерской, с папкой в руках, так и заснул, а очнулся уже оттого, что Батя осторожно вынимал папку из сжатых пальцев.
— Батя?
— У тебя шея не затекла? — спросил Отец.
— Немного, — признался Михей. — Батя, зачем ты… вот это?
Господь повертел в руках наброски и забросил папку на стеллаж. Сел рядом с Михе-ем, закурил и, выпустив облако, которое тут же закрыло луну, ответил:
— Иначе нельзя.
— Почему?
— Думай сам, на что тебе разум даден?
— Сверхразум?
Батя удивился:
— С чего это ты взял?
Михей замялся. Отец не стал выяснять, откуда у Михея такие мысли.
— Нет, не сверх. Разум — это универсальный инструмент, и только. Не бывает сверх-молотка, молоток не нуждается в усовершенствовании. Так что инструмент либо есть, ли-бо его нет. У тебя есть, научись им пользоваться.
— У всех одинаковый инструмент?
— А чем кто-то лучше? Все на одной линии.
— Бать, а вот я смотрю на картину, и всё понять не могу… я вот что подумал: Ты, на-верное, непознаваем?
Батя засмеялся:
— А ты попробуй. Только с завтрашнего дня.
— Это… погоди… а Ты — совершенный?
— Никто не совершенен. Всё, дуй спать, у Меня ещё дел куча.
Михей ворочался с боку на бок, пытаясь понять, что на самом деле происходит. Са-танаил говорит, что он — венец творения, и что Батя не обладает сверхразумом. Батя гово-рит, что никто не совершенен, и что сверхразума нет. Сатанаил взорвал свой сад, а Батя сотворил с картиной вообще что-то невообразимое, но не уничтожил. Брат говорит, что Творец непознаваем, а Батя говорит…
Так всё запуталось, что Михей заснул… и проснулся только следующим днём отто-го, что во всём доме царила мёртвая тишина.
Внутри у архангела сделалось пусто и звонко, даже ушам больно стало. Он поспеш-но оделся и пушечным ядром выскочил в гостиную, где, как ни в чём ни бывало, завтра-кали уже Сатанаил с Батей. Сатанаил был спокоен и доброжелателен, а Господь, как все-гда, улыбался и пил чай.
— Доброе утро, — поздоровался Миха.
— Привет, — кивнул Батя.
— Тебя-то мы и ждали, — Сатанаил налил себе апельсинового соку.
— Папик, — обратился старший архангел к Господу, — у нас к Тебе серьёзный разго-вор.
— Правда? — Господь оторвался от газеты. — Слушаю внимательно. Надеюсь, всё в порядке?
— Папик, — покачал головой Сатанаил: Батиной иронии он не понимал. — Папик, сда-ётся нам, что Ты исчерпал ресурс моего терпения.
— Какой? — сделал бровки домиком Отец.
— Не паясничай, Ты прекрасно знаешь, о чём я. Это Ты хозяйничал сегодня ночью у меня в саду?
— Ну, грубо говоря, Я. Хорошая работа, не понимаю, зачем ты всё сломал.
— Понимаешь. Я более последователен, чем Ты.
— Разве?
— Да. Настоящий, полный цикл Творения — от создания до разрушения — прошёл только я. Всё в мире стремится к энтропии…
— Каюсь, с законами термодинамики Я переборщил.
— …но Ты влез в мой сад и не дал сгинуть этим теплокровным тварям, — не слушая Отца вещал Сатанаил.
— Помилуй, Я взял лишь несколько самых интересных, посмотреть.
— Ты не хочешь довести дело до конца. Ведь это так просто, но Ты не только не хо-чешь, Ты и не можешь.
Господь с нескрываемым сочувствием смотрел на архангела… тот вещал и вещал, и чем дальше он говорил, тем явственнее Михей осознавал его ошибку.
— Короче, — перевёл дух Сатанаил, — Тебе пора уйти.
— Куда? — расстроено поинтересовался Батя.
— Не куда, а как. Совсем уйти. Михей, говори же.
Михей опустил глаза и сказал:
— Это невозможно.
— Что — невозможно? — опешил Сатанаил. — Ты что — испугался?
— Нет, — пожал плечами Миха. — Не то, чтобы совсем невозможно, но если Бате нуж-но доводить всё до конца, тогда Ему придётся уничтожить и нас с тобой.
— Не понял? — Сатанаил улыбнулся. — Это Он тебе сказал?
— Это я понял. Он ведь создал не только Божий Мир, но и тебя, и меня. Вспомни.
По лицу Сатанаила пронеслась тень досады:
— Неужели ты думаешь, что я позволю… Я делаю всё, как Он, но лучше.
— Если исчезнет мир, исчезнем и мы. Я не хочу исчезать.
Сатанаил расхохотался так, как умел только он:
— Вы меня не запутаете. Я обладаю сверхразумом, я сотворю и уничтожу такие ми-ры, которые вам и не снились.
Пахнуло серой и Сатанаил сгинул. Михей виновато посмотрел на Отца:
— Бать, скажи, что он не прав, Сатана этот… Он, случайно, не попытается?..
Батя вздохнул и пожал плечами:
— Не знаю. Я спускаюсь туда, смотрю на них, и Мне кажется, что иногда вижу среди них его.
Михей долго стоял рядом с Отцом, потом пихнул Его в плечо и сказал:
— Знаешь, я вот сейчас подумал, куда братец-то мой делся… Разум может всё понять, да?
— Абсолютно. Всё, что Я наделал, можно понять разумом.
— А ведь Сатана сказал, что совершенный разум нельзя понять.
— Глупости, всё можно. На то разум и дан.
— Так я это к чему, — улыбнулся архангел. — Если чего-то нельзя понять разумом, значит это противоречит закону бытия. То есть, этого и быть не может.
Господь расширил глаза:
— Как ты сказал?
— Я говорю, — повторил Михей, — что если что-то нельзя объяснить интуитивно или опытным путём, такое понятие следует исключать из разумной трактовки бытия. Боюсь, что мы не скоро встретим Сатанаила.
— По крайней мере, — Господь раскурил потухшую трубку, — пока кто-нибудь не объ-яснит его. Знаешь, а занятную ты штуку придумал.
— Думаю назвать её «бритвой Оккама».
— Хорошо звучит, молодец, — похвалил Батя Михаила.
Потом оба тяжело вздохнули и затянули хором, направляясь в мастерскую:
— Эх… луна-луна… цветы-цветы…
Работы по теме:
