В один из дождливых августовских вечеров нам с Машкой вздумалось оформить наше тринадцатилетнее супружество в церкви, то есть обвенчаться. Надо сказать, что мы, с точки зрения основной массы народа, семья отнюдь не образцовая.

В один из дождливых августовских вечеров нам с Машкой вздумалось оформить наше тринадцатилетнее супружество в церкви, то есть обвенчаться. Надо сказать, что мы, с точки зрения основной массы народа, семья отнюдь не образцовая. Детишек, чтоб на старости стакан подавали, не завели, ремонты там всякие уж лет пятнадцать не делали, так что потолок на кухне радует серовато-коричневыми узорами, на работу каждый день не ходим и вообще не признаём никакой одежды, кроме маек, джинсов и курток с заклёпками. Сперва положительные школьные друзья всё советовали, уговаривали одуматься и начать прилично жить – то есть копить денежки, купить машину. Мы им отвечали: «Нам втроём с нашим Harley Davidson 1957 года и так распрекрасно существуется». В конце концов отвязались, поглядывали на нас как-то печально, и совсем перестали приглашать на застольные напивания – в общем, отвергли наш жизненный пофигизм. Собственно, мы не бомжи какие-нибудь – программеры мы, заказики от американосов получаем, употребляем исключительно пиво, курим, правда, многовато, а мани – вот они есть, а вот и сплыли куда-то. Ладно, хватит о грустном, – не о себе грустим, перейдём к светлому.
Выбранная нами церквушка располагалась недалеко от дома. Работала она только по выходным и праздникам, и размером походила больше на часовенку, но вроде бы во дворе её какой-то святой был захоронен. Долго мы думали, что Марии надеть: она юбок и платьев со школы не носила, а в кожаных штанах неприлично в церкву-то заходить. Подруги от неё давно отвернулись, да и габариты у них поболее будут, пришлось взять у тёщи юбку середины семидесятых, тогда размер с Машиным почти совпадал. Глотнули мы пивка чуток на дорожку и тихонечко потопали. Встречающиеся на пути люди особенного внимания нам не уделяли, так, обернутся разок – другой украдкой. Подходим к вратам храма и видим, что батюшка какие-то там указания служке даёт, ну, думаем, сейчас и договоримся. Скромно переминаясь, приближаемся к батюшке, который нас наконец-то замечает… Представьте чудную парочку: верзила с курчавыми чёрными волосами, в чёрных джинсах и майке по-детсадовски держит за ручку красну девицу в бандане, рубахе в цветочек, длинной юбке-шестиклинке и потертых кроссах. Креститься он, конечно, не стал, покраснел немного и произнёс только «Вы – шшшшш». Я решил, что это вопрос «Зачем вы сюда пожаловали?», и быстро изложил суть дела, одновременно выкладывая из кармана финансовые аргументы, которых оказалось достаточно для совершения процедуры без излишних формальностей, впрочем на исповедании он всё-таки настоял.
Маша направилась очищать душу первой, я остался наедине со свечками и дешёвыми иконами. И тут я Его и повстречал. Со стороны алтаря ко мне, скорбно понурившись, двигался человек в длинном плаще. С удивлением я заметил, что иногда его фигура покрывается рябью, как при плохом приёме телепередач. Мне стало жутковато, мысль о белой горячке выскочила чёртиком из табакерки. Явление подходит, и я слышу бормотание: «Конец близок, мстители идут по коридорам света, боящиеся да падут первыми». Стою, пытаюсь не отсвечивать, а оно, как назло, меня замечает, то есть останавливается, поворачивается, смотрит. При ближайшем рассмотрении – и вовсе симпатичный седой, бородатый, сухонький дедуля.
- Мил человек, коли спасёшся, заходи, поболтаем о жизни тяжкой, – чистым молодым голосом произносит старец и хитро так голову наклоняет.
- Дедушка, ты скажи, от чего спасаться – то?- осмелел я. – Любопытством не страдаю, но всё-же интересно.
- Завтра пополудни сам узнаешь. Исповедайся перед богом, набери земли с моей могилки, да не расставайся с ней, и забудь о страхе.
Видение исчезло раньше, чем я сформулировал следующий вопрос. Затем – минута столбняка, потом слегка очухиваюсь, и посещает меня мысль: «Иди, найди могилу». Ноги привели меня в церковный двор, и взгляд мой упёрся в потрескавшиеся, но не тронутый гниением деревянный крест, а перед ним – новая плита с пространной надписью, повествующей о святых делах отца Ерёмия. Фотография, ясно дело, отсутствует, но и так понятно, чей лик мне показался. Тут моя рука как бы сама собой потянулась, хвать грунта с могилки – и в карман. Поворачиваюсь, чтобы назад вернуться, а Машка уже тут стоит и подозрительно меня разглядывает.
«Ты где был, Василий, пиво пил что-ли? Час почти тебя ищу. Может, передумал…»- руки в боки сложила, грудь выпятила, губы надула… Не стал ей правду рассказывать – ещё больше бы разозлилась, придумал какую – то отмазку и отправился на исповедь. Если кто у наших батюшек исповедовался, то знаете, какие вопросы там задают, мы потом с Машей поржали малость, обмениваясь опытом, в общем, архаизм сплошной. Затем нас повенчали, как мне показалось, очень быстро, и мы радостные, точнее, Мария, вернулись домой.
Ужин при свечах и пиве Миллер с тостами из ржаного хлеба с чесноком и сыром, бесспорно, удался. Перед сном я читал Машке отобранные мной интернетовские истории, она смеялась до слёз, закрывая лицо ладонями. То странное, что со мной произошло, я заставил себя забыть – мало-ли, работал в последнее время многовато, мог с устатку и закемарить. Подробности брачной ночи опускаю, было у нас как всегда, на самом высшем уровне. Сон вот только почему-то не шёл, я долго ворочался с боку на бок и погрузился в конце концов в беспокойную дремоту.
Утро началось, как обычно, с крепкого натурального, то есть в зёрнах, кофе, который Маша сварила ещё до моего пробуждения, и его аромат заменил мне будильник. Добрёл я до кухни, и тут она мне и говорит: «Посмотри, какой чудный денёк, ни облачка, ни ветерка, а обещали циклон какой- то скандинавский, может, на озерцо сгоняем?». Ох, не люблю я это дело, то есть, купание, видимо, в детстве в олимпийском резерве наплавался на всю оставшуюся жизнь, а Маша баба настырная, коли что взбрело в голову, не отвяжется, поэтому я быстро подошёл к холодильнику, резко открыл дверцу, на раз взял пиво, на два откупорил зубами, на три сделал хороший пол-литровый, как рекомендуется, глоток (жена наречённая байк по городу не водит). Реакция не замедлила себя ждать. Машка грохнула чашку с моим кофе, которое она как раз мне подавала, на пол, и торжественно удалилась.
Я переступил через лужу, взял другую чашку и налил себе ещё кофе, которое у нас варится всегда с запасом. С некоторым неудовольствием я ощутил, что пиво, а оно оказалось крепким, по утру быстро поступило в кровь и начало неумолимо размягчять мозги, что выразилось в желании допить недопитое, что я и сделал. Решил я потом для поднятия настроения анекдотики скачать, по пути к компу обнаружил, что Маша спит прямо таки младенческим сном. Думаю, пусть свою злость отоспит. Пытаюсь включить компьютер. Не включается. Пытаюсь включить свет. Не включается. Смотрю на часы: 12 по полудни и стрелка на двадцати пяти секундах застыла. Начинает сосать под ложечкой, так как вспоминаю вчерашнее. Выхожу на балкон, слышу визги, крики, в общем, как в фильме ужасов при массовом нашествии гремлинов, вампиров и живых трупов одновременно. Причины шума сначало не узрел. Вроде бы всё нормально, солнышко светит, постой-ка…

Солнце обнаружилось не там, где оно бывало обычно. Оно находилось прямо над домом, и тени от предметов на земле вообще отсутствовали, хотя детскую площадку периодически накрывало тенью от некого летающего объекта, точнее, летающих объектов. Заставляю себя смотреть вверх, и вижу, что по голубому ясному небу величаво, беззвучно плывёт несметное количество птиц огромного, судя по тени, не меньше вертолёта, размера. Замечаю, что иногда какая-то из них отделяется от стаи и пикирует вниз. Как ни странно, страх тот час же ушёл. Единственное, о чём пожалел- не успел гениальный супер програмный продукт создать, да на Ферари и Порше покататься. Побежал Маше рассказать о том, что судный день пришёл, да заодно джинсы надеть, неприлично в трусах перед Богом как-то.
Маша стояла у окна в белом шёлковом брючном костюме от Армани. Когда я вошёл, она повернулась ко мне, подняла на меня свои синие глаза и сказала: «Знаешь, мы так мало сделали в жизни, а она так внезапно заканчивается. Пойдём, хоть искупаемся напоследок». Я оделся, и мы спустились в гараж за Harley.
Мы мчались по полупустым улицам, иногда притормаживая, чтобы объехать груды битых машин. Люди нам почти не встречались, то ли попрятались, то ли мы проспали вечеринку. Пару раз мне мельком удалось рассмотреть этих птиц – крылья размахом метров десять, длинная шея, лап вообще нет, башка маленькая, из неё что-то сине-зелёное выстреливало, когда эта тварь к окнам многоэтажки подлетала. На нас они не обращали абсолютно никакого внимания.
Прибыли мы наконец на озеро, Маша скинула одежду и бросилась в воду, я решил остаться на берегу. Сижу себе на песочке, и вдруг замечаю, что отделившаяся от стаи птица как будто к нам приближается. «Других отдыхающих в радиусе километров двух точно нет, значит, наша это десница», – пронеслось в моей голове. Правильно, мы не боялись, первыми и не пали, пасть нам вторыми, видимо. Машка тоже птицу увидела, рванула ко мне, кричит, «я вместе с тобой, Васька», а я смотрю, что не успевает она, существо уже пасть для испепеления раскрыло. Рука моя опять повела себя самостоятельно, залезла в карман, достала землицы с могилки святого и бросила её, причём в полёте комочки сверкали как лучший из китайских салютов. Блестящее чёрное тело птицы покрылось сквозными дырами подобно моим старым джинсам, прожжённым кислотой из аккумулятора, потеряло форму, и через какое-то время она исчезла совсем. Маша прижалась ко мне, я погладил её мокрые белые волосы, поцеловал в глаз, потом в губы…
Через какое-то время стало темнеть, а мы просто сидели на берегу обнявшись и молчали. По небу никто не летел, и, наверное, остались мы одни в городе, а, может, и на всём белом свете. Темнота, казалось, поглощала и лесок, и озеро, незыблемым было только наше ощущение друг друга. Когда мир окончательно пропал, перед нами возникло полупрозрачное золотисто-искристое существо. Черты его человеческого лица непрерывно менялись, под колышащейся телесной оболочкой мелькали образы различных животных, некоторые из них, как я успел разглядеть, жили в Юрском периоде.
-Ну что, мои голубки, будете новыми Адамом и Евой? – спросило оно удивительно мелодичным голосом.
-Ни за что, – выкрикнула вдруг Машка. – Хотим наш мотоцикл обратно. И вообще, хотим всех обратно тоже.
-Не думал я, что и на этот раз кто-нибудь спасётся. Особенно, что будете именно вы, парочка. Видимо, надо что-то в программе подправить. Тысячелетий десять уйдёт. Тьфу, в общем,- изрекло существо, взмахнуло отростком, и начал появляться свет, под ногами проступил песок, впереди заблестела озёрная гладь.
Мы очутились на пляже, и мир, безвременно покинувший нас, вернулся, вернулся вместе с серыми тучами, противным мелким дождём и пронизывающим ветром.
-Василий, к-к-ак всегда мы н-н-напоролись на чужую ошибку.- стуча зубами прошептала Маша. – С другой стороны, наше будущее, похоже, обеспечено. И мы побрели к мотоциклу.
События эти мы с Марией не обсуждали никогда, с головой ушли в работу, а ровно через сорок недель родился у нас мальчик. Машка утверждает, что по его глазам иногда пробегают золотые искры